Януш Мейсснер - Красные кресты

Вскоре после полуночи Непобедимая Армада рассеялась вследствие этого на пространстве около тридцати миль — от мыса Грис Нез до Гастингса — и была вынуждена прекратить погоню за тремя нахальными корсарами, отвечая лишь огнем отдельных кораблей на их укусы. Но что было гораздо хуже, на рассвете в бушующем море с запада показались многочисленные паруса, свидетельствующие, что теперь действительно надвигается столкновение с крупными силами англичан.

Прежде чем оно произошло, адмирал Медина — Сидония с величайшим трудом сумел сгруппировать вокруг своего флагманского корабля около сорока каравелл, которые в бледном свете наступающего дня открыли прицельный огонь на предельной дистанции. Но Френсис Дрейк не хотел подставлять свою флотилию под убийственные ядра испанской артиллерии; держась за пределами досягаемости, он атаковал только одиночные корабли в ожидании прибытия лорда Хоуарда и Фробишера.

«Золотая лань» лавировала во главе королевских фрегатов между южным побережьем Англии и главной группировкой испанских сил, пока каперская эскадра под командой Хоукинса окружала Великую Армаду широкой дугой с юга. В результате герцог Медина — Сидония волей — неволей вынужден был перейти к защитной тактике, и это против слабейшего противника, который превосходил его только скоростью своих кораблей. Обе стороны, казалось, выжидали какой-то выгодной для себя перемены в ситуации, но одни лишь англичане знали, на что могут рассчитывать; испанцы скорее отдались на волю судьбы, которая однако отвернулась от них несмотря на мимолетную видимость удачи.

Эти ошибочные надежды короткое время возлагались на эскадру тяжелых шестисоттонных каравелл командора Бласко де Рамиреса. Эскадра эта, рассеявшаяся после бегства из Кале, утром собралась поблизости от Булони и взяла курс на северо-восток, чтобы соединиться с адмиралом. Примерно на траверсе Дангена её обнаружили с флагманского корабля герцога Сидония, заметив, что она направилась прямо на кордон каперских фрегатов Хоукинса, намереваясь пробиться через них к главным силам Армады.

Два из шести английских кораблей, которые преградили ей дорогу, были уничтожены залпами Рамиреса; два других вышли из боя с перебитыми реями и распоротыми парусами. Но прежде, чем испанцы успели снова зарядить орудия, позади, со стороны пролива Па де Кале, показался целый лес раздутых парусов. Это лорд Хоуард и Фробишер подтягивали на помощь свои шестьдесят кораблей, чтобы взять под перекрестный огонь уже полуразбитый флот Филипа II.

Эскадре Бласко де Рамиреса уже не суждено было добраться до цели: огромные четырехмачтовые каравеллы, несущие по шестнадцать тяжелых орудий по каждому борту и несколько десятков фальконетов полегче на трех или четырех артиллерийских палубах, после поспешно выпущенных залпов рассеялись во все стороны, а отчаянная атака англичан смешала весь строй Медина — Сидонии.

Однако Великая Армада, окруженная кольцом английских кораблей, отчаянно оборонялась. Пять часов длилась канонада, грохот которой был слышен от Брайтона до Рамсгейта и от Дьеппа до Дюнкерка. Пороховой дым и дым пожаров затянули хмурое небо над графствами Сассекс и Кент, а на дне моря почили навсегда останки более чем тридцати парусников.

В конце концов внезапный шторм разогнал как нападавших, так и оборонявшихся. Безумно завывавший ветер и вздыбленные им волны стали опаснее орудийного огня, прицельность которого пострадала от отчаянной качки. Англичане вышли из боя и вернулись в Портсмут, под защиту острова Уайт, но Великой Армаде негде было укрыться.

Александр Фарнезе, который из-за блокады нидерландских портов не мог выйти в море с войсками, погруженными на собственные корабли, советовал адмиралу длительную стоянку в Эмдене. Однако Медина — Сидония отверг этот совет. Даже сейчас, когда его силы таяли в нескончаемой битве, он верил, что Великая Армада все ещё остается Армадой Непобедимой; что при более благоприятной погоде он расправится с англичанами, отомстит за позорную панику в Кале, сумеет высадить десант и одним махом завоевать остров еретиков. Потому он повернул по ветру и поплыл на север, приняв роковое решение напасть на Англию с востока.

Если погодные условия не благоприятствовали намерениям испанцев, то они не были на пользу и флотилии Дрейка и Хоукинса, которые только назавтра отправились в погоню за Великой Армадой. Медина — Сидония успел миновать Па де Кале и возникали опасения, что он попытается высадить десант на побережье Эссекса или где-нибудь дальше к северу. Нужно было ему помешать. Но ветер, ослабевший ночью, днем вновь разбушевался. На его отчаянный вой отозвалась вся мощь Атлантики и огромная масса воды, вздыбленная в гривастые валы, мчалась теперь вдоль южных берегов Англии. Темные тучи летели по небу, сбивались и густели в сплошную серую массу, на фоне которой с головокружительной быстротой пролетали мелкие, черные, злые обрывки облаков, несущих внезапные шквалы.

«Зефир», плывя во главе авангарда, состоявшего из «Ибекса», »Торо»и «Ванно», уже много часов испытывал их ярость, но Мартен не позволил спустить ни единого паруса. Он хотел наверстать упущенное время и до темноты догнать Великую Армаду, чтобы сразу уведомить Дрейка о её передвижениях.

Как только они вышли из пролива Солент и миновали мыс Нидлс, чтобы обойти остров Уайт с запада и юга, огромные волны, длиной не меньше мили от гребня до гребня, начали с шипеньем перекатываться через палубу «Зефира». Шторм срывал шлюпки, сокрушал надстройки, сдвигал орудийные лафеты.

В какой-то миг трое свежезавербованных матросов из Портсмута исчезли со шкафута бесследно, без единого возгласа, словно цифры, стертые влажной тряпкой с черной доски, и Мартен, который сам стоял за рулем, только прикусил губу и громко выругался.

Что значила смерть этих троих по сравнению с опасностью, грозившей «Зефиру»! По сравнению с судьбой Англии!

Он не мог щадить никого и ничего. Любой ценой нужно было пробиться в Северное море и плыть дальше на север, чтобы догнать испанцев и вовремя предупредить Дрейка об их намерениях.

Корабль страдал и боролся молча. Когда штормовая волна обрушивалась на палубу, содрогался от носа до кормы и глубоко нырял, придавленный тоннами воды, обрушивавшимся на него с грохотом, подобным треску рушащегося дома. Потом медленно всплывал, нестерпимо медленно, прямо — таки с болезненным усилием, сбрасывая бремя воды со шкафута и словно переводя дух перед следующим ударом.

Мартен страдал вместе с ним, особенно переживая муку этих медленных всплытий из-под страшной тяжести вспененной купели. Сердце его замирало при мысли, что «Зефир» может вдруг не подняться, что ужасный хребет чудовищной волны накроет склоненные мачты и реи, погружая корпус в буйную пену и переворачивая его вверх дном. И все-таки он ни на румб не менял курса; верил, что корабль выдержит, что в конце концов несмотря на убийственное неравенство сил победит в этой схватке, единственной целью которой было настолько удалиться от берегов, чтобы получить возможность перебросить реи на противоположный галс и помчаться по ветру в бакштаг.