Cecil Forester - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии

Они столпились за спиной у Джонсона, глядя на письмо через его плечо, вскоре подошли другие, и между ними начался оживленный спор.

– Никто из них не умеет читать, милорд, – пояснил Спендлов.

– Похоже, что так.

Пираты переводили взгляд то на пленников, то на письмо. Дискуссия становилась все оживленнее. Джонсон, как казалось, старался убедить своих людей в чем-то, но те, к кому он обращался, отрицательно мотали головами.

– Встал вопрос, кто понесет эту записку в Кингстон, – сказал Хорнблоуэр, – кому предстоит сунуть голову в пасть льву?

– У этого парня нет власти над своими людьми, – заметил Спендлов. – Харкнесс в таком случае просто пристрелил бы парочку-другую.

Джонсон снова подошел к ним, тыча смуглым, грязным пальцем в написанное.

– Что вы здесь написали? – спросил он.

Хорнблоуэр прочел записку вслух. Он мог с одинаковым успехом как говорить правду, так и обманывать: проверить его у них не было никакой возможности. Джонсон внимательно глядел на него, следя за выражением его лица. Хорнблоуэр заметил, что лицо самого Джонсона приобрело более зверское выражение, чем прежде. Пират оказался лицом к лицу с ситуацией, выпутаться из которой ему было не под силу: он пытался осуществить план, не продумав до конца все его детали. Ни один из пиратов не желал соваться в лапы правосудию для того, что бы передать письмо неизвестного содержания. С другой стороны, если кто-то из них отправится выполнять это поручение, где гарантия, что он не воспользуется представившейся возможностью спастись самому, бросив товарищей. Эти жалкие, оборванные, растерявшиеся мерзавцы, вместе со своими полураздетыми женщинами оказались поставлены перед дилеммой, и у них не было идеи, каким образом разрешить ее. Хорнблоуэр едва не рассмеялся, наблюдая создавшуюся ситуацию, но подумал о том, что может сотворить в припадке ярости эта бесконтрольная толпа с пленниками, находящимися в полной ее власти. Спор продолжался с прежним накалом, но решение никак не удавалось найти.

– Вы не думаете, что нам стоит попробовать пробраться к лестнице, милорд? – спросил Спендлов, но тут же сам ответил на свой вопрос, – нет, они схватят нас прежде, чем нам удастся спуститься. Жаль.

– Нам следует держать в уме такую возможность, – ответил Хорнблоуэр.

Одна из женщин, хлопотавших у огня, крикнула что-то громким, пронзительным голосом, прерывая спор. Еду разложили по деревянным мискам. Молодая мулатка, почти дитя, одетая в лохмотья, бывшие, судя по всему, остатками роскошного некогда платья, принесла им миску, и только: ни ложки, ни вилки. Они посмотрели друг на друга, не в силах сдержать улыбку. Затем Спендлов извлек из брючного кармана перочинный нож, раскрыл его и передал вышестоящему офицеру.

– Может быть, это сгодится, милорд, – сказал он, как бы извиняясь, и добавил, взглянув на содержимое миски – эту еду не сравнить с ужином, который мы оставили у Хоу, милорд.

Вареный ямс с кусочками солонины, первый, скорее всего, украден с какой-нибудь рабовладельческой плантации, а второй взят из тайника здесь, на утесе. Ели они с трудом, Хорнблоуэр настоял, чтобы они пользовались ножом по очереди, отправляя в рот пищу, утоляя пробудившийся в них жуткий аппетит. И пираты, и женщины, завтракая, уселись на корточки, и, едва утолив первый голод, возобновили перепалку.

Хорнблоуэр снова подошел к краю утеса и окинул взором вид, простиравшийся перед ним.

– Должно быть, это Кокпит-кантри, – произнес он.

– Без всякого сомнения, милорд.

Кокпит-кантри – так именовалась территория, недоступная для белого человека, независимая республика на северо-западе Ямайки. Полтора столетия назад, отвоевав остров у испанцев, англичане обнаружили, что эта его часть уже была заселена беглыми рабами и уцелевшими остатками коренного индейского населения. Несколько попыток подчинить этот район закончились провалом: желтая лихорадка, непроходимая местность вкупе с отчаянной храбростью ее защитников сделали свое дело. В конце концов, был заключен мир, предоставлявший Кокпит-кантри независимость с одним единственным условием: не укрывать впредь беглых рабов. Этот договор действовал уже на протяжении пятидесяти лет, и ничто не мешало ему существовать и далее. Логово пиратов располагалось на границе этой территории, примыкавшей к горам.

– А вот там – Монтегю-бей, милорд, – сказал Спендлов.

Хорнблоуэру довелось побывать там в прошлом году, на «Клоринде» – уединенная гавань с удобной якорной стоянкой, служившая убежищем для нескольких рыболовецких суденышек. Он с тоской устремил взор к далекой голубеющей поверхности моря. Он пытался придумать какой-нибудь способ бежать отсюда, или прийти к соглашению с пиратами на почетных условиях, однако после бессонной ночи его мозг работал вяло, а теперь, после еды, эта вялость только усилилась. Он почувствовал, что засыпает, и постарался взбодриться. Сейчас, когда ему перевалило за сорок, недостаток сна сказывался самым серьезным образом, особенно если он сочетался с такими непривычными и утомительными физическими нагрузками. От Спендлова не укрылся его «клевок носом».

– Думаю, Вам следует поспать, милорд, – заботливо сказал он.

– Вполне вероятно.

Он позволил своему телу сползти на землю. Лежать было очень жестко и неудобно.

– Сюда, милорд, – произнес Спендлов.

Две руки обхватили его за плечи и помогли повернуться, теперь его голова лежала на коленях у Спендлова. На мгновение мир закружился перед его глазами. Он слышал шепот бриза, журчанье и плеск водопада, громкий разговор пиратов и их женщин слился в монотонный гул – а потом он погрузился в сон.

Некоторое время спустя он проснулся: Спендлов тряс его за плечо.

– Милорд! Милорд!

Он приподнял голову, с легким недоумением оглядываясь вокруг: ему потребовалось несколько секунд для того, чтобы вспомнить, где он находится, и как он тут оказался. Перед ним стояли Джонсон и еще один или два пирата, на заднем плане виднелась одна из женщин, поза ее свидетельствовала о том, что она приняла непосредственное участие в принятии решения, которое, видимо, было-таки достигнуто.

– Мы пошлем к губернатору тебя, лорд, – заявил Джонсон.

Хорнблоуэр заморгал, глядя на него: хотя солнце зашло за скалу, свет был слишком ярким.

– Ты, – продолжал Джонсон, – пойдешь ты. А он останется у нас.

И он жестом указал на Спендлова.

– Что вы имеете в виду? – спросил Хорнблоуэр.

– Ты пойдешь к губернатору и добудешь нам помилование, – ответил Джонсон, – ты попросишь его, и он его даст. Он останется здесь. Мы можем отрезать ему нос, или выколоть глаза.

– Господь всемогущий, – выдохнул Хорнблоуэр.

После всех дискуссий Джонсону, или его советникам, может быть, той самой женщине, удалось найти приемлемый выход из ситуации. У них имелись своеобразные представления о чести, об обязательствах, которые накладывает на человека необходимость соответствовать определению «благородный». Они подозревали также, что отношения, связывающие Хорнблоуэра и Спендлова вполне могут иметь характер родства: такой вывод они могли сделать, наблюдая, как Хорнблоуэр спит на коленях у Спендлова. Им стало ясно, что Хорнблоуэр ни в коем случае не оставит Спендлова на произвол похитителей и сделает все возможное, чтобы возвратить ему свободу. Может даже – воображение Хорнблоуэра, находясь на грани сна и бодрствования, хлестало через край, – может, они даже уверены, что в случае, если у него не получится выхлопотать помилование, он вернется, чтобы разделить судьбу Спендлова.