Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Саскуиханны [The Pioneers, or The sources of the Susquehannah]

Пока шло такое брожение умов, кто-то пустил слух, что лес подожгли Эдвардс и Кожаный Чулок и, следовательно, они и ответственны за все причиненные пожаром разрушения. Слух этот распространился очень быстро при особом содействии тех, кто из-за своей беспечности оказался подлинным виновником бедствия. Все единодушно требовали поимки и наказания преступников. Шериф, разумеется, не остался глух к этому призыву и уже к полудню всерьез занялся претворением в жизнь строгих велений закона.

Отобрав несколько бравых молодцов, он с видом заговорщика отвел их в сторону и дал им важный наказ, все это хотя и на глазах у всего поселка, но так, что никто ничего не слышал. Бравые молодцы, узнав, какая на них возложена миссия, немедленно зашагали по направлению к горе. На лице у каждого из них было такое выражение, будто от его проворства зависят судьбы мира, и при этом все напустили на себя необычайную таинственность, словно выполняли секретное государственное дело.

Ровно в полдень возле «Храброго драгуна» послышалась продолжительная барабанная дробь, и появился Ричард в сопровождении капитана Холлистера, облаченного в мундир командующего отрядом пехоты Темплтона: шериф просил у капитана отряд ополчения в помощь властям, дабы успешнее выполнить свой долг перед законом. Мы не имеем возможности приводить здесь речи, произнесенные по этому поводу обоими достойными джентльменами, но они сохранились на страницах «синей» газетки, которую и сейчас еще можно найти в подшивке. Говорят, что речь шерифа строго соответствовала юридической форме, а выступление капитана Холлистера отличалось военной точностью и сжатостью. Все было подготовлено заранее, и, пока барабанщик в красном мундире продолжал выбивать дробь, откуда-то появилось человек двадцать пять волонтеров, и все они выстроились в боевом порядке.

Поскольку войско это состояло только из волонтеров, а командовал им человек, тридцать пять лет своей жизни проведший на биваках и в гарнизонах, оно считалось в этих краях непревзойденным образцом боевой науки; знающие люди в Темплтоне уверенно заявляли, что по выучке и внешнему виду оно не уступит никакому другому войску, а что касается физических достоинств воинов, то тут уж они не найдут себе равных. Против этого утверждения поднималось лишь три голоса и имелось также одно невысказанное мнение. Мнение это принадлежало Мармадьюку, но он, однако, не считал нужным его обнародовать. Один из голосов, и достаточно громкий, исходил от супруги, самого командующего, которая частенько упрекала мужа за то, что он «опустился», став во главе такого сборища вояк, — и это после того, как он на протяжении почти всей войны носил почетное звание ротного старшины в отряде виргинской кавалерии!

Такое же скептическое отношение к темплтонскому гарнизонному войску, стоило ему где-либо показаться, неизменно выказывал мистер Помпа, причем говорил он в этих случаях всегда с той снисходительностью, какую обычно напускает на себя уроженец страны наших предков, когда удостаивает похвалы своих нерадивых отпрысков:

— Ладно, может, по части того, как заряжать ружье и стрелять, они кое-что и смыслят, а вот насчет того, чтобы управлять кораблем? Да одна сторожевая охрана с «Боадицеи» за полвахты могла бы всех их окружить и взять в плен.

Поскольку опровергнуть это утверждение было некому, матросы «Боадицеи» не преминули получить в Темплтоне свою долю признания.

Третьим скептически настроенным был мосье Лекуа, который не упускал случая, посмеиваясь, шепнуть на ухо шерифу, что более великолепного боевого отряда ему не доводилось видеть и что отряд этот может уступить разве только мушкетерам «доброго Людовика».

Но на этот раз миссис Холлистер, угадав, по-видимому, что предстоят наконец настоящие боевые действия, занялась своими приготовлениями к этому событию, и голоса ее никто не слышал; Бенджамен, как известно, и вовсе отсутствовал, а мосье Лекуа был слишком счастлив, чтобы осуждать своих ближних, и потому темплтонский отряд избежал критики и нелестных сравнений в тот памятный день, когда он особенно нуждался в поддержке, чтобы быть уверенным в себе. Что касается Мармадьюка, то говорили, будто он снова заперся с мистером Вандерсколом, и, таким образом, ничто не препятствовало действиям войска.

Ровно в два часа воины все, как один, начав с правого фланга, где стоял заслуженный ветеран капитан Холлистер, вскинули ружья на плечо, и это движение повторила вся шеренга до левого фланга. Когда все мушкеты оказались в нужном положении, капитан отдал приказ:

— Левое плечо вперед, шагом марш!

Поскольку этим новичкам в военном деле предстояло немедленно отправиться на встречу с врагом, нельзя утверждать, что приказ был выполнен с обычной для них точностью, но, когда оркестр заиграл вдохновляющую мелодию «Янки Дудл», а Ричард и мистер Дулитл решительно направились впереди всех по улице, капитан Холлистер бодро повел за ними свой отряд: ветеран шел, вскинув голову под углом в сорок пять градусов; на макушке у него красовалась низенькая треуголка, свою огромную драгунскую саблю он держал в правой руке, а длинные стальные ножны волочились за ним по пятам, даже своим позвякиванием выражая воинственность. Немалых усилий стоило добиться, чтобы все шесть подразделений шли ровно, но к тому времени, как они подошли к мосту, отряд был, казалось, в полном порядке и начал подниматься в гору, направляясь к ее вершине. Расположение боевых сил несколько изменило лишь то обстоятельство, что шериф и магистрат дружно пожаловались на одышку, которая постепенно привела обоих джентльменов в самый арьергард отряда. Едва ли стоит перечислять здесь все подробности продвижения ополченцев. Надо лишь сказать, что командование распорядилось выслать вперед разведчиков, и те, вернувшись, доложили, что враг не только не отступил, как это предполагалось, но, по-видимому узнав о готовящемся нападении, укрепляет позиции и собирается защищаться до последней капли крови. Эти известия, естественно, отразились не только на планах командования, но и на физиономиях воинов: бравые молодцы переглядывались с несколько обеспокоенным видом, а Хайрем и Ричард отошли в сторону и стали совещаться.

Тут к отряду присоединился Билли Керби, который с топором под мышкой шел по дороге как раз на таком же расстоянии впереди своей упряжки, какое отделяло капитана Холлистера от его войска во время подъема на гору. Билли немало удивился, увидев перед собой вооруженный отряд, но шериф поспешил воспользоваться столь мощным подкреплением и немедленно потребовал помощи лесоруба. Билли слишком уважал мистера Джонса, чтобы ослушаться его распоряжения, и в конце концов было решено, что именно Уильям Керби отправится во вражескую крепость с приказом сдаться, прежде чем власти будут вынуждены прибегнуть к крайним мерам.