Дэвид Томпсон - Опасный промысел

— Но почему ты считаешь, что причина ненависти черноногих к белым не в этой стычке?

— Потому что племя это было своенравным задолго до того, как с ним повстречался Льюис. Они воюют просто ради войны.

Нат, размышляя над этими словами, огляделся. Они уже поравнялись с последним типи гладкоголовых, и теперь перед ними лежало широкое поле, на котором было полно трапперов и индейцев: некоторые оживленно болтали, другие принимали участие в лошадиных скачках, многие трапперы бегали наперегонки или боролись друг с другом.

— И ты можешь объяснить, почему человек должен мириться с тем, что убийство и жестокость — это способ выжить в дикой глуши?

— Могу, причем приведу самую вескую причину.

— Какую же?

— Это позволяет ложиться спать с чистой совестью.

Неопровержимая логика старого охотника произвела на его спутника большое впечатление.

Когда Натаниэль в первые убил человека, это терзало его много дней, лишая аппетита и сна, и он до сих пор не мог окончательно примириться с необходимостью проливать кровь. В Нью-Йорке, как заметил Шекспир, людям редко приходится убивать; в цивилизации все же есть и свои преимущества.

Над полем гремели радостные крики, гиканье, аплодисменты и ругань участников состязаний.

— Здесь что, все время так шумно? — спросил Нат, повысив голос.

Шекспир кивнул:

— Вплоть до самого последнего дня.

— Наверное, после такого людям придется отдыхать от шума одиннадцать месяцев, — пошутил Нат.

Его слова заглушил пронзительный вопль, который издал человек, скачущий на вороном жеребце. Человек этот был облачен в наряд из оленьей кожи, на его голове красовалась меховая шапка; размахивая над головой винтовкой, он галопом мчался прямо на них.

— Шекспир МакНэйр, ах ты паршивый сукин сын! — взревел он. — Я сдеру с тебя шкуру, как с хорька!

Траппер внезапно пришпорил свою лошадь и поскакал навстречу, тоже издавая дикий клич и размахивая карабином.

Сбитый с толку неожиданным поворотом событий, Нат решил, что на Шекспира напали, и, подняв «хоукен» к плечу, прицелился в меховую шапку. Но Уинона тут же сжала его руку.

— Нет, муж, нет! — остановила она. Нат уставился на индианку:

— Почему — нет?

— Друг, — ответила Уинона. — Большой друг.

— Это — друг? — недоверчиво переспросил Нат, опуская оружие.

Он увидел, как всадники стремительно приблизившись друг к другу, вдруг резко остановились в самый последний миг, когда их лошади вот-вот должны были столкнуться.

— Шекспир!!! — вскричал незнакомец, широко улыбаясь.

— Джордж! Чокнутый паршивец! — ответил старый охотник.

Они сердечно обнялись, колотя друг друга по спине и оглушительно смеясь.

— Если это не друзья, значит, самая странная пара врагов, каких я когда-либо видел, — заметил Нат, направляясь к ним.

— Не понимаю, — ответила Уинона.

Нат попытался передать эти слова на языке жестов, однако жена его лишь слегка улыбнулась. Стало быть, он не слишком преуспел в своей учебе. Мимоходом взглянув на пустырь, Нат увидел, что там соревнуются в верховой езде. Индеец на гнедой лошади вырвался далеко вперед, человек двадцать подбадривали участников; многие из зрителей при этом прихлебывали из фляжек и бутылок.

— Вот прекрасная парочка — не слишком пухленькая и не слишком худая. Держу пари, они будут очень вкусны, если их как следует приправить.

Нат повернулся к худощавому человеку, с которым только что здоровался Шекспир, и внимательно посмотрел на него.

— Ты людоед? — в шутку спросил он.

— Может, и так, — тот захихикал с безумным видом. — Меня обзывали и похуже.

Шекспир развернул лошадь, чтобы видеть всех троих.

— Разрешите вас познакомить. — Он кивнул на субъекта в меховой шапке. — Это Безумный Джордж. Мы с ним давние приятели.

— Угу, — подтвердил тощий. — Мы лежали в одной колыбели до тех пор, пока мне не надоело, что он то и дело ворует мои пеленки.

Наклонившись в седле, Нат протянул руку:

— Натаниэль Кинг. Рад познакомиться.

Джордж мгновение смотрел на протянутую руку, потом бросил на Ната оскорбленный взгляд:

— Вам известно, молодой человек, что у вас грязь под ногтями?

— Правда? — Нат осмотрел руку.

— Зеленая, как трава, — заявил Джордж и засмеялся.

— Он не такой уж зеленый, как ты думаешь, — встал на защиту своего подопечного Шекспир. — И я не хочу, чтобы ты повсюду рассказывал байки о том, будто он новичок.

— Кто, я? — возмутился Джордж. — Вы обижаете меня, милостивый господин, возводя несправедливый поклеп на мое благородное имя!

— Благородное? — повторил Шекспир и зашелся смехом.

— Не обращай на него внимания, — обратился Джордж к Нату. — У него крыша малость набекрень.

— У меня? — переспросил старый охотник. — Это ты повсюду известен как полоумный со Скалистых гор.

Ухмыляясь при виде их дурачеств, Нат снова протянул руку:

— И все-таки я рад познакомиться с вами, полоумный вы или нет.

— Тогда и я с радостью пожму тебе руку, — сказал Джордж, что и проделал весьма энергично. — Это ты научил молодого человека манерам, Шекспир?

— Не могу сказать, что это только моя заслуга. Родители в Нью-Йорке дали ему должное воспитание.

— В этом рассаднике порока? — скорчил гримасу Джордж. — Нью-Йорк — Содом и Гоморра, вместе взятые, отвратительное змеиное гнездо, где крысы плодятся, как кролики.

— Мне нечасто доводилось видеть в Нью-Йорке крыс, — заметил Нат.

— Я имел в виду их двуногую разновидность.

— Шекспир разделяет ваше мнение о больших городах, — заметил Нат. — Он не стал бы жить ни в одном из них за все золото мира.

Джордж кивнул:

— МакНэйр мудрый человек, сэр. Тебе бы стоило прислушиваться к его дельным советам. После меня он самый умный в Скалистых горах.

— Послушайте только! Можно подумать, что он единственный побеждал на диспутах в колледже Скалистых гор! — возмутился Шекспир.

Нат уже слышал это название — какой-то траппер придумал его пару лет назад. Так назывались споры, дебаты и вообще всяческие байки, которые рассказывались длинными зимними вечерами, когда холод мешал трапперам заниматься своими делами, держа их взаперти в уютных хижинах и типи. Они не ложились спать до самого рассвета, погруженные в философские беседы, такие же возвышенные, как и дебаты в самых престижных университетах Востока.

Старина Джордж посмотрел на Уинону и вежливо снял шапку:

— Так как эта красивая дева слишком юна для старого простака МакНэйра, она, должно быть, твоя жена, Натаниэль?

— Зови меня Нат. Да, Уинона моя жена.

— Присматривай за ней получше, сынок.

— Я всегда так поступаю.

Джордж бросил быстрый взгляд по сторонам и заговорщицки понизил голос: