М. Лютый - Кровавая пыль дорог

В одном месте произошла заминка. У самого пожара, где горело какое-то строение, у воинов Аллаха никак не получалось победить высокого, молодого воина, одетого в простую белую рубашку. Он наносил страшные рубящие удары, от которых у некоторых воинов тупились мечи, а некоторые мечи просто перерубались. Было уже несколько убитых, и поэтому воины попытались достать его копьём, но одним взмахом меча древки копей перерубались. Сзади противника в белой рубашке страховал совсем ещё молодой юноша, тыкая своим копьём в приближавшихся арабов.

Баят аль-Джафар побледнел. Его не испугала эта затянувшаяся схватка с двумя противниками: он увидел, что за всем этим наблюдает невесть как появившийся Саадет ибн Юсуф. Рядом с ним, но чуть сзади находился его личный толмач Барух, а ещё сзади сорок человек воинов, являющимися у тысячника одновременно связными и охраной.

Баят аль-Джафар повернул коня и подъехал, склоня голову, к Саадет ибн Юсуфу.

– Скажи мне, Баят аль-Джафар, твои воины разучились воевать? – не повернув головы к подъехавшему, спросил Саадет ибн Юсуф.

Пока Баят аль-Джафар пытался что-то объяснить, Барух тронул коня, подъехал поближе к месту схватки. От его глаза не ускользнула уникальность меча Людоты. Он подъехал к телеге и осмотрел поклажу, инструмент кузнеца, поглядел на горящее здание, на бившихся воинов и вернулся обратно на прежнее место.

– Закидайте его стрелами, – не слушая оправдания Баят аль-Джафара, сквозь зубы промолвил Саадет ибн Юсуф.

– Позволь мне дать тебе совет, достопочтимый Саадет ибн Юсуф, – встрял в разговор Барух.

– Я думал, что у меня есть толмач, а оказывается, появился советник, – зло ощерился Саадет ибн Юсуф.

– Ты не так меня понял, высокочтимый Саадет ибн Юсуф! Позволь в оправдание неправильно сказанной мысли вручить тебе этот перстень, – и Барух протянул ему золотой перстень с большим изумрудом.

Саадет ибн Юсуф поднял руку, останавливая уже готового выполнять приказание Баят аль-Джафара, взял перстень, хмыкнул и сквозь зубы процедил:

– Говори.

– Мне кажется, несравненный Саадет ибн Юсуф, их нужно взять живыми. Из них получатся сильные рабы.

От этой лести Саадет ибн Юсуф поморщился, огляделся, подозвал двоих из своей охраны, и, показав на соседнем дворе сушившуюся рыбацкую сеть, приказал:

– В колодку его, и присоедините их к моему полону, – он повернул коня и поехал прочь.

Тень озабоченности промелькнула на лице Баруха. Два оставшихся всадника из охраны Саадет ибн Юсуфа развернули рыбацкую сеть и на полном скаку набросили ее на Людоту. Людота попытался выбраться из опутавшей его сети, но быстро это не получилось. Этой паузой воспользовались арабы. Несколько человек набросились на Людоту и повалили его на землю, а у Деяна, отобрав копьё, в кровь разбили лицо. После этого на шею Людоте надели тяжёлую колодку и бросили его в его же телегу.

Барух подъехал к арабским воинам, показал на меч Людоты, и тоном, не терпящим возражений, произнёс:

– Саадет ибн Юсуф приказал передать ему этот меч.

Воины беспрекословно подняли меч Людоты и передали его Баруху. Отъехав подальше от места сражения, он оглянулся, и, увидев, что за ним никто не наблюдает, спрятал меч в притороченный к седлу мешок.

– Теперь можно ехать к Саадет ибн Юсуфу, – довольно усмехнулся про себя Барух.

Один из воинов отвязал от телеги коня Людоты и сел на него. Конь, непривычный к чужому седаку, повернул голову, пытаясь схватить зубами всадника. Другие вытащили из дома плачущих Млаву и Русаву и посадили их в телегу; затем загрузили на неё оставшиеся узлы, вывели из хлева корову с телком. Телка тут же закололи и начали сдирать шкуру, а корову привязали к телеге, и, вручив вожжи Деяну, показали направление: куда надо ехать.

Деян тронул коня и поехал в указанном направлении, а что ему ещё оставалось делать? Тяжёлая колодка сильно давила на плечи и шею Людоты. Он сидел в телеге и держался за её борта. Млава разложила узлы, чтобы Людота мог прилечь, и колодка ему не мешала. Он прилёг на узлы и в таком полулежачем положении смотрел на окружающее.

Вокруг сновали пешие и конные арабы. Сопротивление заканчивалось. Кое-где лежали убитые арабы и северяне. Некоторых он узнавал, других не смог рассмотреть. Людота заметил, что они не остались без присмотра, – их сопровождали несколько арабов. Один из них с большим тюрбаном на голове уверенно держался в седле и иногда встречным воинам отдавал какие-то команды на своем гортанном языке. Тогда арабы выводили пленников и гружёные телеги, пригоняли скот, – одним словом, обоз понемногу пополнялся.

– Брат, смотри, – Деян указал на дом Вышемира, мимо которого они проезжали, и невольно остановил коня.

Крыша дома горела. Арабы попрятались, и из-за укрытий изредка в горящий дом пускали несколько стрел, тогда из пылающей хаты тоже вылетали стрелы. Около горящего дома, прижимая к себе троих детей, беззвучно что-то шепча губами и белая как мел, стояла жена Вышемира Невея. Наконец крыша дома рухнула, похоронив её мужа, и вверх взвилось множество искр. Невея громко вскрикнула и, зарыдав, упала на колени.

– Деян, приведи Невею с детьми, – распорядился Людота.

Деян подошёл к Невее, с трудом поднял её и повёл к телеге. Ухватив мать за подол, за ней пошли двое самых младших, а старший Станята продолжал стоять и смотреть на горящие развалины.

– Станята, иди сюда, – крикнул Людота.

Мальчик медленно отвернулся от догорающего дома и также медленно пошёл. И только когда забрался в переполненную телегу, уткнулся носом в руку Людоте и тихо заплакал.

Подскакал крикливый араб, что-то громко начал кричать, поднимая вверх свою плётку и грозя ей. Все молчали и смотрели на кричащего араба. Под конец он поднял плеть, ударил ею Людоту и ускакал. Удар пришелся по колодке и Людоту не задел. Деян взялся за узду и потянул коня с телегой за собой.

Обоз вышел из разрушенного и разграбленного селения в чистое поле. Людота огляделся и прикинул, что всего выживших осталось человек шестьдесят, включая детей. Взрослых мужчин осталось мало. Одни, как и Людота были в колодках, другие – раненые, лежали в телегах, третьи шли рядом с телегами, но таких было совсем единицы. Обоз охраняли пять конных арабов. Один из них ехал впереди, показывая дорогу, другой – в середине обоза, а остальные, во главе с крикливым арабом, сзади подгоняли отстававших, иногда стегая их плетью.

От впереди идущих телег отстал Богуш и подошёл к полулежащему в телеге Людоте.

– Ну что, Людота, горько?

– Горько, Богуш. Тебя как захватили?

– В поле работал. Коня отобрали, теперь вот пешком.

Богушу уже было далеко за тридцать, и поэтому Людота, как к старшему, обратился к нему за советом: