Карл Май - Чёрный Мустанг

— Не каждый должен это делать и не каждый это делает.

— Но команчи сделали. Они повстречали меня и моего брата, его закололи, а мне удалось сбежать. Вот тогда-то я и дал клятву — и без коня, с одним только ножом последовал за ними и не успокоюсь, пока их не убью!

— Поскольку ты рассказываешь мне о священных обычаях, то пожалуй, знаешь, что ни один индеец по дороге к этим каменоломням не может никого убивать?

— И всё же команчи совершили убийство!

— Гм! Но к чему эти клятвы? Без коня и только с ножом! Как же ты охотишься? Чем ты питался в дороге?

— Я должен тебе рассказать об этом? — дерзко спросил индеец, уверенный в том, что ему удалось обмануть Олд Шеттерхенда.

— Нет, — спокойно ответил тот. — Я не могу только понять, как это можно за всё время столь длительного пути ни разу не сесть на коня?

— Я дал клятву и держу её.

— Нет, ты её нарушил.

— Докажи это!

— Ты сегодня сидел в седле!

— Уф! Уф!

— Да, во время дождя.

— Уф! Уф! — вторично произнёс мнимый апсарок, но прозвучало это наполовину со страхом, наполовину с изумлением. Он вскочил на ноги и остановился перед Олд Шеттерхендом. Белый охотник наклонился, провёл обеими руками вдоль его ног, после чего заключил:

— Твои штаны с внешней стороны мокрые, а с внутренней сухие. Внутренней стороны штанов, прилегающей к бокам лошади, дождь не мог замочить.

К тому неожиданному и поразительному доказательству индеец оказался не готов, но всё же быстро нашёлся и произнёс в своё оправдание:

— Каждый ребёнок знает, что внутренняя сторона штанов сохнет гораздо быстрее, чем внешняя. Олд Шеттерхенд должен ещё многому поучиться.

Это был наглый ответ, но охотник, несмотря на это, сохранил спокойствие. До этого он пользовался английским языком, который краснокожий знал довольно прилично, зато теперь он задал ему вопрос на наречии апсароков и не получил ответа, он задал ещё несколько вопросов, но с тем же результатом. В конце концов он положил тяжёлую ладонь на плечо индейца и спросил снова по-английски:

— Почему ты мне не отвечаешь? Или язык твоего племени тебе незнаком?

— Я дал клятву, что не произнесу ни слова на родном языке, пока смерть моего брата не будет отмщена.

— Интересно. У тебя что ни клятва, то необычней и чудней другой. А ещё более необычна твоя глупость, поскольку ты вообразил себе, что сумел обмануть меня. Ведь даже твоё произношение выдаёт тебя. Я хорошо знаю, как апсароки и индейцы из других племён говорят на языке бледнолицых. Ты не из племени апсароков, ты команч. У тебя хватит смелости признаться в этом?

— Команчи — мои враги, я уже тебе говорил об этом!

— Как раз то, что ты так упорно называешь их своими врагами, является для меня наилучшим доказательством, что ты один из них!

— Ты считаешь меня лгуном? Таковы, значит, обычаи бледнолицых, что они могут оскорблять своих краснокожих гостей. Я ухожу! — Сказав это, индеец хотел уже было направиться к двери.

— Ты останешься! — приказал Олд Шеттерхенд, поймав его за руку.

В ту же секунду краснокожий выхватил нож и крикнул:

— Кто посмел меня задерживать? Ты? Что я тебе сделал? Ничего! Я ухожу, а тому, кто мне в этом помешает, всажу нож в сердце!

Олд Шеттерхенд, продолжая крепко держать его левой рукой, быстрым движением правой вырвал у него нож и повторил:

— Ты останешься! Подождём, пока вернётся Виннету, тогда и решим, сможешь ты уйти или нет. Садись туда, где сидел раньше. Но при первой же попытке сбежать тебя догонит пуля.

С этими словами Олд Шеттерхенд с силой подтолкнул индейца к очагу, краснокожий упал, сперва хотел подняться ноги, но, подумав, присел на корточки. Олд Шеттерхенд вернулся на своё место и приступил к еде, положив револьвер со взведённым курком рядом с собой, чтобы нагляднее подчеркнуть свою угрозу.

Прерванный ужин возобновился, но беседа была уже не такой оживлённой. Вскоре вернулся следопыт и сел на своё место. Поскольку индеец продолжал сидеть в той же позе, что и до его ухода, то ему и в голову не пришло, что за время его отсутствия здесь произошло что-то серьёзное. Впрочем, дорожный мастер и кладовщик тут же ему обо всём рассказали; метис слушал их с видимым спокойствием, но в глубине души был обеспокоен, не выследил ли его Виннету.

Апач тем временем, выйдя через заднюю дверь, сделал большой крюк и прокрался к передней стороне здания, будучи уверен, что ему удастся застать метиса с поличным. Широко открытая дверь дома была ярко освещена, так что если кто-то наблюдал за ней из темноты, то мог увидеть любого, кто входил или выходил из неё.

Виннету, не спуская глаз с двери, сделал ещё один крюк перед домом, но впустую. Он часто останавливался и вслушивался в ночную темноту, но тоже без результата. Прошёл в другую сторону и опять напрасно. Так прошло какое-то время, и вдруг он увидел фигуру, появившуюся откуда-то сбоку и приближающуюся к строению. Когда она оказалась перед дверью и вошла внутрь, Виннету уже знал, кто это.

— Уф! Это следопыт, — сказал он самому себе. — И похоже, что ничего плохого он всё-таки не замышлял, напрасно я его, наверное, выслеживал. Виннету на этот раз ошибся. Олд Шеттерхенд, пожалуй, будет удивлён.

И больше не таясь, он вошёл внутрь через главный, ярко освещённый вход. Следопыт при его появлении весь напрягся, сердце у него учащённо забилось. Сейчас должно было выясниться, удалось ли апачу узнать что-либо или нет. Виннету тем временем сел рядом с Олд Шеттерхендом, который поначалу рассказал ему о состоявшемся разговоре с индейцем, а потом тихо спросил:

— Моему краснокожему брату сопутствовала удача?

— Виннету не могла сопутствовать ни удача, ни неудача: мы ошиблись. На улице ничего не произошло.

— А знак, который следопыт подал краснокожему?

— Может быть, это был не знак, а просто случайное движение руки.

— Это бы означало, что и я тоже ошибся, а я в этом сомневаюсь. Этот индеец вовсе не апсарок, а команч.

— Он сделал что-нибудь плохого тебе, мне или кому-нибудь другому?

— Пока что, естественно, нет.

— Поэтому нельзя смотреть на него как на врага. Пусть мой брат Шеттерхенд отпустит его.

— Ну что ж, хорошо, раз ты так этого хочешь, но я сделаю это неохотно.

Затем он повернулся к краснокожему и сказал, что тот может быть свободным. Индеец медленно поднялся и потребовал вернуть ему нож. Потом он спрятал его за пояс со словами:

— С сегодняшнего дня этому ножу прибавится работы — я дал себе новую клятву. Олд Шеттерхенд вскоре сможет убедиться, является ли она такой же странной, как и предыдущие!

После этой угрозы он быстрым шагом пошёл прочь. Всё это время лицо следопыта выражало большое беспокойство и напряжение, теперь же на нём появилась нескрываемая усмешка. Виннету шепнул Олд Шеттерхенду: