Джеймс Купер - Поселенцы

Съ содраганіемъ приблизился Кожаный-Чулокъ къ своему скончавшемуся другу, схватилъ его руку и нѣсколько времени съ нѣмою грустью смотрѣлъ на блѣдное лицо его, потомъ далъ волю своимъ чувствамъ, и сказалъ болѣзненнымъ голосомъ:

— Бѣлый или краснокожій, — все теперь кончено! Онъ найдетъ справедливаго судью, который не заботится о законахъ, порожденныхъ человѣческимъ умомъ. Теперь умеръ лучшій другъ мой, и свѣтъ кажется мнѣ, старику, печальнымъ, пустыннымъ и безплоднымъ. Трудно мнѣ будетъ найти еще одну личность, съ которой я былъ близокъ въ молодости. Ахъ, Чингахгокъ! вѣрный, лучшій, единственный другъ, зачѣмъ оставилъ ты меня?

Пошелъ крупный дождь и омочилъ сухую скалу, между тѣмъ какъ гроза разразилась тяжело и съ необычайною быстротою. Трупъ Чингахгока поспѣшно снесли въ пещеру, и собаки Натти, поднявъ хвосты, послѣдовали за нимъ, лишенныя дружескаго взгляда, которымъ Чингахгокъ обыкновенно отвѣчалъ на ихъ ласки.

Остальные искали убѣжища отъ ливня подъ нависшей скалой; но прежде чѣмъ гроза кончилась, снизу послышались голоса, громко звавшіе Елисавету, и чрезъ нѣсколько времени, показались люди, осторожно пробиравшіеся чрезъ не совсѣмъ еще погаснувшее пожарище. Когда дождь пересталъ, то Оливеръ повелъ Елисавету къ дорогѣ, гдѣ и разстался съ ней. Прощаясь онъ сказалъ ей:

«Миссъ Темпль! настала минута, когда я оставлю окружающую меня тайну. Это случится завтра. Да сохранить васъ Богъ до того времени!»

Обернувшись онъ поспѣшилъ назадъ въ лѣсъ, a Елисавета спустилась съ горы и чрезъ нѣсколько минутъ лежала въ объятіяхъ измученнаго страхомъ отца своего. Опираясь на его руку и полная радостныхъ ощущеній, вернулась она домой.

Сильный ливень, продолжавшійся цѣлый день, препятствовалъ распространенію огня въ значительной степени и хотя виднѣлись еще горящія мѣста, но къ утру на нѣсколько миль вокругъ лѣса все было черно и дымилось, и это служило вѣрнымъ признакомъ, что опасность миновалась.

Вообще волненіе стихло, и народъ сталъ думать о томъ, какъ бы снова завладѣть бѣглецами, ибо упомянутые выше фальшивые монетчики воспользовались обстоятельствами и искали спасенія въ бѣгствѣ. Къ тому же, разнесся слухъ, что Эдвардсъ и Натти подожгли лѣсъ и потому должны были нести отвѣтственность за всѣ убытки. Эта глупость, распространенная преимущественно тѣми, неосторожность которыхъ была всему причиною, нашла однако вѣрившихъ ей, и стало единодушнымъ мнѣніемъ, что необходимо попытаться привлечь къ отвѣту преступниковъ. Шерифъ Ричардъ Джонсъ при такомъ волненіи не остался въ бездѣйствіи, и даже въ тотъ же день приступилъ къ исполненію обязанностей своего званія.

Выбрано было нѣсколько сильныхъ молодыхъ людей, и шерифъ скрытно отозвалъ ихъ въ сторону, чтобы дать имъ различныя смутныя приказанія, вслѣдствіе чего они озабоченно поспѣшили въ горы, какъ будто на нихъ возложены были важнѣйшія государственныя дѣла.

Затѣмъ Ричардъ потребовалъ отрядъ волонтеровъ, состоявшій едва изъ 25 солдатъ, не считая барабанщика, съ ожесточеніемъ колотившаго по своему барабану. Отрядъ этотъ былъ подъ начальствомъ человѣка, который провелъ въ полѣ болѣе 30 лѣтъ своей жизни, и теперь былъ хозяиномъ и владѣльцемъ прекрасной гостинницы Темпльтона «Къ смѣлому драгуну». Не смотря на возраженія жены своей, достойной госпожи Голлистеръ, онъ сталъ во главѣ отряда и въ два часа маршировалъ къ горѣ, сопровождаемый шерифомъ и Долитлемъ, который однако благоразумно держался въ арріергардѣ. Посланные впередъ молодые люди, на которыхъ возложено было дѣло лазутчиковъ, вернулись и принесли извѣстіе, что бѣглецы, вѣроятно, узнали о предполагаемой аттакѣ, но ни мало не думая объ отступленіи, заняли, напротивъ, укрѣпленныя пещеры для упорнаго сопротивленія. Эти вѣсти обнаружили не только планы предводителей, но и лица доселѣ храбрыхъ и жаждавшихъ боя солдатъ. Воины стали кидать кругомъ внимательные и боязливые взгляды, a шерифъ отозвалъ Долитля въ сторону, чтобы посовѣтоваться съ нимъ.

Таково было положеніе дѣлъ, когда Билли Кирби впереди своей запряжки показался на улицѣ. Шерифъ, понимая, какъ важно было для его военной силы такое подкрѣпленіе, тотчасъ подозвалъ его и пригласилъ оказать содѣйствіе распоряженіямъ правосудія.

Билли не уклонился послѣдовать этому приглашенію и тотчасъ было рѣшено, что прежде нежели приступить къ серьезному нападенію, онъ долженъ пригласить защитниковъ пещеры къ добровольной сдачѣ. Войско раздѣлилось и съ двухъ сторонъ приближалось къ пещерѣ; Ричардъ Джонсъ остановился на платформѣ непосредственно надъ осажденными, a Гирамъ Долитль, считавшій такую близость къ нимъ опасною, пошелъ съ Билли Кирби по горѣ, пока могъ найти за деревомъ убѣжище въ безопасномъ разстояніи отъ укрѣпленія. Солдаты тоже попрятались, чтобы скрыться отъ пуль Кожанаго-Чулка, и такимъ образомъ два единственные противника, представлявшіеся глазамъ осажденныхъ, были капитанъ Голлистеръ съ одной и Билли Кирби съ другой стороны. Старый ветеранъ стоялъ на первомъ планѣ съ поднятымъ мечемъ, и смѣло смотрѣлъ на непріятеля, между тѣмъ какъ Билли Кирби подвигался впередъ совершенно спокойно, руки въ карманахъ и съ топоромъ подъ мышкой. До сихъ поръ между противными сторонами не было произнесено ни словечка. Осажденные собрали кучу обгорѣлыхъ деревъ и сучьевъ и образовали изъ нихъ родъ вала, въ которомъ предъ входомъ сдѣлано было небольшое круглое отверстіе. Такъ какъ грунтъ во всѣ направленія былъ крутъ, отлогъ и скользокъ, и съ одной стороны за валомъ стоялъ Веньяминъ, a съ другой Натти, то такія мѣры для защиты имѣли немаловажное значеніе, такъ какъ и безъ того передняя сторона была достаточно защищена трудно-доступнымъ своимъ положеніемъ.

Кирби, между тѣмъ, слѣдовалъ даннымъ ему приказаніямъ и карабкался спокойно наверхъ, какъ будто идя на обыкновенную свою работу. Когда онъ приблизился на разстояніе ста футовъ отъ укрѣпленія, то увидалъ длинное ружье Кожанаго-Чулка и услыхалъ слова его:

— Назадъ, Билли, назадъ! Я не хотѣлъ бы дѣлать вамъ вреда; но если одинъ изъ васъ ступитъ еще шагъ, то польется кровь.

— Ахъ, старина, равнодушно возразилъ Билли; не будьте такъ упрямы, и послушайте, что хотятъ вамъ сказать. Все это дѣло не касается меня, и я хочу только смотрѣть, чтобы все шло какъ слѣдуетъ. Гирамъ Долитль, стоящій тамъ за деревомъ, просилъ меня пойти и пригласить васъ повиноваться закону, — вотъ и все.

— Да, да, я вижу этого негодяя, вижу его одежду, съ ожесточеніемъ воскликнулъ Натти. Пусть онъ бережется! Если онъ только покажетъ дюймъ своего тѣла, то почувствуетъ руку и пулю мою, такъ что во всю жизнь не забудетъ. Убирайтесь, Билли, y меня къ вамъ нѣтъ злобы, но вы знаете, какъ я стрѣляю.