Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 6

— Так это значит «Любимица» там танцевала, когда Юба Билл проезжал мимо со своей каретой?

— Ну да.

— И это, значит, ее нарисовал тот нью-йоркский художник на своей картине «Нимбы и секиры»?

— Ее.

— Так вот почему Полли не появилась тогда в живых картинах в Скинерстауне! Видно, преподобный Уизхолдер кое-что пронюхал, а? И смекнул, что не Полли, а эта дамочка из театра танцует с козлом?

— Ну, видите ли… — сказал Джек с наигранной нерешительностью, — это, так сказать, особая статья. Не знаю, может, я и не имею права об этом рассказывать. Нет, «Любимица» здесь ни при чем, только не хочется обижать старика Уизхолдера… Так что уж вы лучше не спрашивайте меня, ребята.

Но слушатели были требовательны и неумолимы — по глазам Джека и по тому, как он тянул и отлынивал, прежде чем перейти к сути дела, они понимали, что это лишь прием опытного рассказчика, так пусть выкладывает все до конца!

Видя, как обстоит дело, Джек меланхолично прислонился к скале, засунул руки в карманы, с притворным смущением опустил очи долу и начал:

— Понимаете, ребята, старик Уизхолдер слышал все эти басни насчет Полли и ученого козла и решил, что он может сгодиться ему для одной из его живых картин. Ну он и попросил Полли постоять вместе со своей животиной и бубном в виде этой дочери Иеффая, которая встречает старика отца, когда он на корабле возвращается домой и клянется принести в жертву первое, что попадется ему на глаза… В общем, все слово в слово, как в библии. А Полли, понимаете ли, не хотела признаваться, что это не она танцевала с козлом, не хотела выдавать «Любимицу», вот, значит, она и говорит: ладно, она, мол, придет, и козла приведет, и попробует изображать эту самую картину. Ну, понятно, Полли-то сробела малость, а Билли, известно, — за ним только гляди в оба, как бы он чего не выкинул. А тот дурак, что изображал Иеффая, как вошел, так и уставился на Полли — стоит, скалит зубы и пятится от козла. Старика Уизхолдера это прямо-таки взбесило, он возьми да и полезь на подмостки, чтобы показать, как все это надо делать. Ну, значит, он вскакивает на подмостки и смотрит на Полли, которая вроде как танцует с козлом и приветствует отца, а тот воздевает этак руки к небу, плюхается на колени и вопит, повесив голову: «О мое дитя! О небо! О мой обет!» И вот тут Билли, которому поднадоела вся эта ерунда, разворачивается на задних ногах и видит перед собой преподобного мистера Уизхолдера!.. — Джек сделал паузу, засунул руки поглубже в карманы и процедил лениво: — Вы, ребята, не замечали случайно, как наш старик Уизхолдер похож на Билли?

— Замечали, замечали! — изнывая от нетерпения и любопытства, загремел хор. — Валяй дальше!

— Ну вот, — продолжал Джек, — Билли, значит, видит Уизхолдера, а тот, учтите, стоит на коленях, свесив голову, и тут Билли делает этакий веселый скачок, щелкает копытцами, точно хочет сказать: «Теперь мой выход!» — и бросается прямо на его преподобие…

— Поддевает его на рога и выкидывает прямо на улицу, протаранив боковую кулису! — в полном восторге закончил рассказ один из слушателей.

Но лицо Джека оставалось невозмутимым.

— Ты так думаешь? — сурово спросил он. — Нет, тут ты, брат, дал маху. И Билли дал маху, — задумчиво добавил он. — Может, кто из вас заметил, что наш преподобный Уизхолдер не так уж плохо скроен по части шеи и плеч? Так вот, может, по этой причине, а может, козел просто неудачно взял старт, но только передние ноги у него как-то подкосились и он вдруг плюхнулся на колени, а священник как размахнется и враз сбросил его с подмостков! Ну, а после его преподобие, верно, решил, что эту «картинку» лучше вовсе не показывать, так как на роль Иеффая подобрать было больше некого, а священнику самому браться за такое дело вроде негоже. Но преподобный Уизхолдер утверждает, что это послужит хорошим нравственным уроком для Билли!

Так оно и вышло. Ибо с этой минуты Билли уже никогда не пробовал бодаться. Он кротко и послушно выполнял что положено во всех представлениях, которые «Любимица» давала в Скинерстауне, и завоевал себе известность по всей округе. «Любимица» приобщила его к Искусству, а урок Простосердечия он получил от Полли, но никто, кроме жителей Скалистого Каньона, не знал о том, что только репетиция с преподобным мистером Уизхолдером помогла ему полностью завершить образование.

Перевод Т. Озерской

Почтовая карета задребезжала, раздался скрежет и скрип тормозов, потом внезапный толчок — лошади остановились как вкопанные, и карету тряхнуло. На дороге послышался чей-то негромкий голос, и кучер, Юба Билл, нетерпеливо переспросил:

— Чего-о? Громче говори!

Голос раздался громче, но и теперь совсем уже проснувшиеся пассажиры не могли разобрать слов.

Один из них опустил окно и выглянул наружу. У самых голов коренников в каплях дождя смутно поблескивал фонарь, и свет его смешивался с яркими огнями кареты, а поодаль сквозь листву и ветви деревьев мерцал неяркий отблеск из отворенной двери хижины. Слышно было только, как стучит дождь по крыше кареты, шумит ветер в листве да нетерпеливо ерзает на козлах кучер. Потом Юба Билл сказал, должно быть, в ответ своему невидимому собеседнику:

— Ну, это еще добрых полмили отсюда!

— Верно, да только ты бы в темноте непременно на него налетел, а там крутой спуск, — возразил голос на этот раз более внятно.

Пассажиры не на шутку встревожились.

— Что там такое, Нед? — спросил тот, что высунулся из окна: на дороге уже стояли двое — спустился с империала и сопровождающий почту.

— Дерево упало поперек дороги, — коротко ответил Нед.

— Не вижу никакого дерева. — И сидевший у окна высунулся еще дальше, вглядываясь в темноту.

— Вот беда, — мрачно отозвался Юба Билл. — Но если кто одолжит ему подзорную трубу, может, он чего и увидит за поворотом да еще по ту сторону холма, ведь дерево-то там. А теперь, — обратился он к человеку с фонарем, — тащи-ка сюда топоры.

— Вот, Билл, держи, — сказал другой пассажир, по виду тоже служащий транспортной конторы, и вытащил из-за голенища топорик. Билл их знал — такие красивые топорики полагаются сопровождающим почту по уставу: он был новенький, блестящий, но совершенно бесполезный.

— Нам тут не лучину щепать, — сказал он презрительно и скомандовал незнакомцу на дороге: — Волоки свой самый большой колун, я знаю, у тебя есть, да поживей!

— Почему Билл так безобразно груб с этим человеком? Ведь если бы не он, мы бы, пожалуй, разбились, — сказал задумчивый молодой журналист, сидевший тут же. — Он разговаривает с ним так, будто тот в чем-то виноват.