Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок

Вместо того чтобы сразу ответить, я повел его в мою комнату, где продемонстрировал куртку, разодранную у рукава, и объяснил, что лишь по чистой случайности дыра в ней, а не у меня меж ребер.

Слушая меня, Грешам содрогнулся. Потом попросил:

— Дай-ка еще раз взглянуть. — Он долго рассматривал разрез, а затем, раздвинув его большим и указательным пальцами, высказал предположение: — Н-да, Шерберн, судя по всему, тяжелый был нож, и метнули его сильно. Видишь, он не только вспорол ткань, но и порядком ее растянул.

— Я едва удержался на ногах…

— Попади он в тебя, воткнулся бы по самую рукоятку, даже сквозь кость наверняка прошел бы! Однако же везучий ты, Шерберн!

— Да, мне повезло остаться в живых. Но разве то, что занесло меня сюда, в Эмити, можно назвать везением? — посетовал я.

— А нож где?

— На стуле, — кивнул я не глядя.

— На котором? — удивленно спросил Грешам, шагнув к указанному мною стулу и отодвигая его, чтобы посмотреть, не упало ли оружие на пол.

Я отчетливо помнил, что положил нож на стул, но теперь, бросившись к нему, столь же отчетливо видел, что его там нет!

— Грешам! — прохрипел я. — Тот негодяй, что пытался всадить в меня нож, имел наглость вернуться и выкрасть его из моей комнаты!

Тут уж и Питер переполошился, да так, что заговорил шепотом:

— Тогда можешь не сомневаться, что это самолично Красный Коршун нанес тебе визит. Кроме него, никто на свете не дерзнул бы вернуться сюда из-за ножа! Впрочем, только ли за этим он приходил?

— И этого достаточно! — простонал я. — Ведь нож был уликой, которая могла навести на его след!

Думаю, теперь вы не удивитесь, что я покинул Эмити с легким сердцем. Впрочем, это было не совсем так, потому что на сердце тяжелым камнем лежала тоска по Дженни Лэнгхорн. Но уговор с Оливером Клементом гнал в тупик, а кроме того, этот чертов городишко с каждым днем угнетал меня все больше и больше. Я уже не видел в толпе ни одного честного лица. Лишь Грешам не вызывал у меня никаких сомнений. Моя вера в него была незыблема как скала, а в сравнении с ним все остальные тем более казались подлецами. Да, был еще старый Доктор! Конечно же мой приятель из Луизианы вполне заслуживал доверия, хотя и он был не без греха, но грешил только по мелочам.

Было в нем нечто такое, что я называю блошиной вредностью. Подозреваю, что в важных вещах он был сама честность и, как большинство мелких пакостников, вряд ли пошел бы на серьезное преступление. Такой человек никогда не причинит ближнему большого вреда; его никакими силами не заставишь похитить бриллиантовое колье за миллион долларов — даже с полной гарантией того, что он не будет пойман. Однако повернись у него в голове какой-то винтик, и он, рискуя свернуть шею, полезет к соседу в курятник.

Определенно Доктор принадлежал к числу именно таких людей. Время от времени шкодил, но душа его была чиста. Таким я его представлял, и тут, наверное, определенную роль сыграло то, что мы с ним были из одного штата.

Позднее в тот вечер, собравшись с духом, я присел за стол и написал следующую записку:

«Дорогой Грешам!

Хочу написать тебе то, чего не решился бы сказать при встрече. Мы с тобой заспорили бы, а я как спорщик не гожусь тебе и в подметки.

В общем, я должен убираться из Эмити. Уверен, что уже не вернусь.

Во-первых, мне надоел этот городок, а во-вторых, опостылила работа. Хочется начать другую жизнь.

Наверное, ты разочаруешься во мне, но знай, я лишь потому так долго не сдавался, что ты в меня верил.

Желаю тебе удачи, на тот случай, если ты меня большее не увидишь, как, вероятно, и будет. Прошу лишь об одном: думай обо мне чуть лучше, чем станут говорить другие.

Не поминай лихом.

Шерберн».

Я вложил письмо в конверт и запечатал его. Оно было написано в счастливую минуту. Не хотелось бы предвосхищать конец моего повествования, но все же именно на этом месте должен сказать: если бы мое послание нельзя было истолковать двояко, я не дожил бы до сегодняшнего дня и, естественно, не смог бы рассказать обо всем, что случилось впоследствии.

Оставив письмо на столе, я вышел из дому. В предрассветной мгле направился в конюшню в дальнем крыле отеля, где, чуть поколебавшись в выборе коня, оседлал пегого, хотя у него был жестоко ободран бок, ссадины едва покрылись коркой. Но после вчерашнего приключения посчитал, что этот мустанг приносит мне удачу.

Затем я погнал его рысью из Эмити, а на склоне ближайшего холма развернулся и посмотрел на город, мирно дремлющий в первых лучах восходящего солнца. Да, ранним утром этот городок казался тихим и спокойным, но я знал, какие он видит сны, и, представив это, поежился. У меня почти не было сомнений, что где-то там, в одном из домиков, скрывается под чужой личиной Красный Коршун. От одной этой мысли уже становилось не по себе.

Потом снова повернул коня, и к тому времени, как солнце взошло над холмами, был уже в Долине Сверчков.

Сделав привал возле какого-то кустарника, я развел костер, от которого потянулся вверх столб густого дыма, и стал варить кофе. Затем позавтракал, сидя на корточках, довольный, что убрался подальше от Богом забытого городка и снова нахожусь под открытым небом. Я дышал полной грудью, даже жара как будто не слишком меня беспокоила, хотя в пустыне, как известно, солнце начинает жарить тебя сквозь одежду, едва поднявшись из своей колыбели.

Разумеется, я нарочно напустил много дыма. Если, кроме меня, в этой долине был кто-то еще, я хотел, чтобы меня заметили заблаговременно. Мой замысел был прост: Красному Коршуну могло показаться, будто вчерашняя история с ножом напугала меня настолько, что я решился покинуть вражеский лагерь и переметнуться на его сторону. Это было бы довольно смело с моей стороны. Дерзость такого шага, а также то обстоятельство, что до сих пор я был достойным противником, могли сослужить мне хорошую службу, убедив вождя в честности моих намерений.

Снова тронувшись в путь, я сделал второй поворот к тому пресловутому ущелью, где, по слухам, происходила вербовка, как вдруг мой конь на мгновение замер, настороженно подняв уши. Я тоже прислушался, и до меня донеслось тихое позвякивание.

Я стал оглядывать скалы, тянущиеся по бокам, ожидая, что из какого-нибудь каньона, примыкающего к ущелью, вот-вот появится всадник. Действительно, он тотчас появился по правую руку, совсем невдалеке, но это было похоже на волшебство, потому что позади него никакого каньона не было! Всадник будто вырос прямо из каменной стены — сначала показалась лошадиная голова, затем из скалы вынырнули лошадь с седоком и неспешно двинулись мне навстречу.

Это было поистине странно. Однако, как следует приглядевшись, я заметил вертикальную черту, пробегающую трещиной по серой поверхности скалы. Но то была не трещина, а скрытый проход в узкое ущелье, из которого и появился всадник.