Макс Брэнд - Остаться в живых

Именно Дэн и увидел нас первым. Свертываемая им сигаретка, задрожав, вылетела из рук и упала на землю. Парень в изумлении глядел на нас широко раскрытыми глазами — как малыш, перепуганный тяжелым ночным кошмаром. Потом нас заметил Лефти и немедленно испустил долгий протяжный вопль. А последним был старик Порсон. Резко обернувшись на крик, он хмуро и недовольно уставился на незваных гостей.

Судя по всему, Джефф явно предпочел бы узнать, что меня повесили, чем увидеть разгуливающим на свободе.

— Здорово, ребята! — жизнерадостно прокричал Лэнки. — Смотрите только, кого я нашел на обочине дороги! Представьте, мне выпала двойная удача — заодно я наткнулся на лошадку Тома Экера. Видать, отбилась от дома и плутала, но с седлом и упряжью, черт меня подери! Но главное, я встретил нашего малыша: идет себе руки в брюки и весело насвистывает как ни в чем не бывало — можно подумать, все шерифы на свете повымирали!

Закончив эту маленькую пояснительную речь, он громко расхохотался.

Только я соскочил с седла — все парни столпились вокруг, радостно пожимали руку и хлопали по спине, желая удачи, ужасно довольные, что мне удалось-таки выбраться из тюрьмы. И каждый хотел знать, как так получилось, что я на свободе.

Я отмел все вопросы, туманно заметив, что мне просто повезло. Правду рассказать я, естественно, не мог, иначе оказал бы Лэнки медвежью услугу. Как-никак умыкнуть из тюрьмы заключенного — дело серьезное.

Наконец и Дэн Порсон опомнился от изумления. Пробравшись между другими ковбоями, он протянул мне руку. Лицо его при этом стало ярко-красным.

— Рад видеть тебя, дружище, — сказал Дэн.

Я проигнорировал это приветствие. Глядя на Дэна, на заливавшую его щеки пунцовую краску, я понял, что все это время он прекрасно осознавал, какую играет низкую и неблаговидную роль.

Обойдя Дэна, я приблизился к его отцу. Старик стоял на том же месте, где его застигло наше появление, и хмуро рассматривал меня с головы до ног — само воплощение недовольства и злобы. Можете себе представить? Руки по-прежнему заложены за спину, челюсть надменно выдвинута вперед, и только желваки нервно поигрывают с обеих ее сторон.

— Ну? — отрывисто выдавил он из себя.

— А в чем дело, мистер Порсон? — прикинулся я удивленным. — Или вы не рады меня видеть?

Он два или три раза моргнул — быстро и коротко, как птица на жердочке от яркого света.

— Почему же не рад? Рад… Вот только, парень, впутался ты в историю…

— Я ни в какие истории не впутывался! — с законным негодованием воскликнул я. — Ваш сын — вот кто впутал меня в историю. Не по своей прихоти отправился я в Кэтхилл, а чтобы помочь ему. Но в самый ответственный момент он сбежал, предоставив мне в одиночку расхлебывать заваренную им кашу.

— Ты поехал в чужой город и убил Джоша Экера, — медленно, обвиняющим тоном проговорил он.

— Пуля из его револьвера срезала клок волос у меня на голове. А теперь я скажу, зачем я сюда приехал. Вовсе не для того, чтобы получить от вас благодарность в той или иной форме.

— Не для этого, говоришь? — переспросил Порсон с недоверием, настороженно подняв свое узкое, вытянутое лицо и вперив в меня злобно сверкающие глазки-бусинки.

— Нет, — подтвердил я. — Ты еще не заплатил мне за работу. И еще у тебя есть мустанг, которого я хотел бы забрать. За него я отдам тебе все жалованье. Что скажешь?

— Но, черт возьми, это лучшая лошадка на ранчо! Ты ведь говоришь о пегом, насколько я понимаю? Я был чертовски рад, когда Дэн привел его обратно из Кэтхилла. Хорошо хоть, тебе не пришло в голову забрать с собой лошадь в тюрьму!

— И сколько ты хочешь за пегого?

— Двести пятьдесят долларов, — не моргнув и глазом ответил старик.

Он заломил неимоверно высокую цену. И, прикинув, что причиталось мне всего тридцать — сорок долларов, я опустил руки. А ведь Порсоны были передо мной в долгу — только из-за Дэна Порсона я превратился в изгоя, которому хорошая лошадь жизненно не обходима, только из-за него я не мог теперь честно трудиться и, похоже, не смогу уже никогда. Поэтому мне казалось естественным, что они уступят пегого за мою цену.

Подобного же мнения придерживалась и большая часть ковбоев — судя по тому, какой ропот неодобрения прокатился по их кругу после слов старика.

Дэн Порсон выступил вперед. Лицо его побагровело пуще прежнего.

— Отец, мы должны хоть что-нибудь сделать для Нельса, — сказал он. — Мы в долгу перед ним.

— Я хочу знать, почему малый не в тюрьме, где ему полагается быть по закону, — люто взревел старик.

— Погодите минутку, — неожиданно вмешался в разговор Лэнки. — У меня есть с собой кой-какая мелочь — так, на всякий пожарный. А на этого пегого я всегда имел виды, мистер Порсон. Послушайте, я буду очень обязан, если вы мне его отдадите за двести пятьдесят долларов.

— За двести пятьдесят долларов? У тебя отыщется двести пятьдесят долларов? — вылупил глаза старик.

Я удивился не меньше, увидев, как Лэнки тут же отсчитал ему всю эту сумму — и не какой-нибудь мелочью, а пятидесятидолларовыми купюрами.

Джефф Порсон взял их и внимательно осмотрел на свет.

— Лады, — буркнул он наконец. — Пегий — твой. Сейчас он, наверное, на пастбище. Да, точно, я вижу его отсюда.

— Благодарствую, — кивнул Лэнки и повернулся ко мне: — Иди забери лошадку, Нелли Грэй. Теперь она принадлежит тебе. А долг возвратишь, когда и для тебя настанут добрые времена.

— Отец, ты не можешь принять эти деньги, — спохватился вдруг Дэн Порсон.

— Я не могу? Я? — взревел Джефф. — Могу! И беру! Любой дурак мог бы заполучить пегого за половину, будь у него хоть капля мозгов и желание поторговаться. Но теперь я получил деньги, а он — лошадь. Дело сделано. Вот так-то!

И он щелкнул пальцами под самым носом Лэнки.

Ну уж этого я вынести не мог.

— Весь свет знает, какие скряги вы оба — ты и твой сынок Дэн, — вскипел я праведным гневом. — Всем известно, что вы сначала втянули меня в свои разборки, а потом бросили на произвол судьбы. Все знают дешевку адвоката, которого вы послали защищать мои. интересы. Он хотел, чтобы я сознался в убийстве и получил десять, а то и все четырнадцать лет тюрьмы. Но вот что я вам скажу: цена, которую вы запросили за пегого — того самого, что я объездил и выучил, превратив из безнадежного, никчемного дикаря в превосходную лошадь, эта цена будет адским пламенем жечь ваши сердца до самой смерти. Во всей округе не найдется ни мужчины, ни женщины, которые не презирали бы вас с этого дня.

— Попробуй только вернись сюда, ты, горлопан! — заорал старый Порсон.

Да, к этому моменту я раскалился докрасна. Не глядя более на старика, я подошел к Дэну. Сквозь пурпурную краску стыда на лице его теперь каким-то странным образом проступили мертвенно-бледные пятна. Казалось, парень вот-вот рухнет и забьется в истерике.