Макс Брэнд - Остаться в живых

Это означало развал банды, а для ее членов — конец и множество всяких других вещей. Вряд ли кто-то из разбойников, за исключением, пожалуй, Тома Экера, догадывался, что Картер на самом деле и есть Дон Педро. Зато ни один из них не сомневался, что этот тип занимает при главаре самый важный пост. А значит, все поголовно ожидали, что Дон Педро снимет с них скальпы, раз не смогли уберечь его драгоценного помощника.

Больше всего, однако, этих дикарей, я полагаю, раздосадовало то, что добыча ускользнула из-под самого носа и готовые сомкнуться челюсти ухватили лишь пустоту. Потому-то они так злобно вопили, укрываясь за большими валунами, разбросанными у входа в каньон.

Но вот крики стихли. Это означало, что бандиты совещаются. И тут же двое рванули вверх по крутому склону слева от меня, старательно выписывая зигзаги и прячась за камнями.

Я тщательно прицелился в ожидании, когда кто-то из них вылезет на открытое пространство между двумя скалами.

Тот, в кого я стрелял, с воплем подпрыгнул, но еще проворнее скользнул под защиту камня. Крик резанул мне ухо, но я знал, что не ранил бандита, а только напугал, заставив двигаться пошустрее.

Поглядев направо, я увидел, как среди валунов мелькнула фигура еще одного головореза, потом другого.

По моим прикидкам, за нами гналось человек десять— одиннадцать. Судя по всему, часть бандитов предприняли обходной маневр, рассчитывая пристрелить меня сверху, а покончив со мной, они бы просто убрались куда-нибудь в горы. Потеряв так много времени, уже не было смысла продолжать погоню и пытаться вызволить своего пленного вожака.

Эти соображения не принесли мне особого счастья. Само собой, друзья мои остались живы и свободны, но меня-то все равно ждала неминуемая гибель!

Руки начало так трясти, что, еще пару раз собираясь подстрелить лезущих на правую стену ущелья бандитов, я еще до того, как спустил курок, знал, что лишь напрасно потрачу пули.

Меня охватило раздражение. Вскинув винтовку, я сразу тяжело уронил ее, и приклад больно долбанул мою левую руку о валун, который я использовал как упор для стрельбы.

Рука онемела и стала совсем деревянной. Возможно, после этого удара я просто перестал ее чувствовать.

Тут я увидел, как один малый перелетает со скалы на скалу, и резким выстрелом попытался его сбить.

Бандит ткнулся в дальний камень, отскочил и рухнул на землю.

Я видел, как он болезненно скорчился внизу, и меня невольно пронзило сострадание. И более того, духу не хватило выстрелить в бандита, скользнувшего следом за своим неудачливым товарищем, и я позволил ему найти безопасное место среди скал у самой вершины.

Но теперь они держали меня в руках. Лучшее, что я мог сделать, — это поглубже забиться между парочкой самых больших камней, какие только сумел бы найти, и широко открытыми глазами следить за парой снайперов на вершинах ущелья по левую руку от меня и одним — по правую. Но лежать мне следовало лицом к горловине каньона, ибо в любой момент остальные могли рвануть напролом и уничтожить меня.

Что касается второго малого справа от меня, то он больше не пытался лезть наверх. Я видел, как он передвигается на четвереньках среди камней. Бандит даже не думал прятаться, и я раз десять мог бы его прикончить, но так и не сумел спустить курок.

Даже в тот момент я хотел всего лишь остановить их, а не убивать. Я по-прежнему не мог забыть, как падал и бился в агонии Джон Экер! Озираясь по сторонам, я проклинал яркость той самой луны, что позволяла мне так отчетливо видеть все вокруг. Те из вас, кто бывал на Диком Западе, знают, как ярко светят звезды, а луна, похожая на призрачное серебряное солнце, разбрасывает глубокие, угольно-черные тени.

Ну а в ту ночь луна казалась раз в десять ярче, нежели я когда-либо видел, а я ведь не раз любовался и восхищался ею и прежде. Но с той ночи и до сих пор стоит появиться в небе круглой, полной луне, как меня пробирает дрожь и я закрываю глаза, в то время как другие люди возносят хвалу ночному светилу.

Так вот, поскольку луна давала точно такое же превосходное освещение и парням на верхушках скал справа и слева от меня, я мог только свернуться калачиком среди валунов и надеяться, что меня не обнаружат.

Будь камни вокруг достаточно велики, как в самом устье ущелья, я отыскал бы вполне безопасное укрытие. Но я засел среди сравнительно небольших обломков скал, и те ребята с верхотуры могли запросто превратить меня в дуршлаг, и я это знал. Однако вопреки здравому смыслу я продолжал надеяться и удерживать позицию, понимая, насколько она безнадежна.

А потом в двух шагах от меня два раза подряд выстрелил револьвер, и Том Экер крикнул:

— Эй там! Кто бы ты ни был, мы не тронем тебя, только не мешай нам проехать через ущелье! Слышишь? Мы оставим тебя целым и невредимым! И без того — помоги нам Господь!

Думаю, на долю секунды меня прельстила эта мысль.

Я стал лихорадочно соображать, успели ли три всадника отъехать достаточно далеко по дороге в Кэтхилл.

Нет! Я помнил, как устало плелись их лошади, а мустанги приспешников Дона Педро скакали легко и бодро, как антилопы. Они еще могли перехватить Лэнки и отнять добычу!

— Иди ты к дьяволу, Экер! — крикнул я. — Я не пропущу вас!

— Ага, так там малыш? — воскликнул бандит. — Это ведь ты, Грэй?

— Я!

— Послушай меня, Грэй, мое слово твердо! Я похороню всякую вражду между нами и не стану точить на тебя зуб. Может, у вас с Джошем и в самом деле был честный поединок. Что касается меня, я всегда так думал. Слышишь,, Грэй, я готов зарыть томагавк. Уйди с дороги, малыш, и ты останешься цел! Но коли ты не уберешься с нашего пути, мы как следует набьем тебя пулями!

— Валяй, выходи первым! — предложил я.

Но горло у меня пересохло, и голос сильно поскрипывал.

Дэн Порсон — вот кто должен бы стоять здесь, будь в мире справедливость! Ему, а не мне следовало бы торчать под огнем винтовок!

Эта мысль будто нож вонзилась в мозг, и я невольно застонал.

— Ты, идиот несчастный! — надрывался Том Экер. — Я предлагаю тебе жизнь! Ты для нас — пустое место, по сравнению с тем, за кем мы гонимся. Я предлагаю тебе жизнь, понял?

— Знаю я, за кем вы гонитесь, — проорал я в ответ. — Вы хотите спасти Дона Педро, но я намерен сделать все, что в моих силах, лишь бы вы опоздали. Это тебе ясно?

Я услышал, как он сыплет проклятиями, от души, но глухо, подобно человеку, для которого любые слова — слишком слабое выражение отчаяния и ярости.

А потом он негромко и отчетливо, так как мы стояли почти рядом, бросил:

— Тогда получай, на что нарывался, ты, скудоумный.

Голос Экера раскатился, превращаясь в долгий, протяжный зов, — так с детства учат перекликаться жителей гор, и звук летит на немалое расстояние.