Уилбур Смит - Пылающий берег

В этот момент в комнату, громко топая, вернулся Шон Кортни и прервал их разговор.

— До чего приятно видеть, что ты, Сантен, уже настоящий член нашей семьи. Ты и Сторм будете, похоже, большими приятельницами, разве нет?

— Несомненно, отец, — промямлила Сторм, а Сантен рассмеялась.

— Ваша Сторм такая милочка, я уже ее полюбила. — Она безошибочно выбрала один из тех эпитетов, из-за которого розовое личико Сторм побелело от ярости.

— Ну и прекрасно. Но не пора ли обедать, любовь моя?

Руфь, поднявшись с кресла, взяла Шона под руку и повела их всех на веранду, где под раскидистой кроной цветущей жакаранды был накрыт стол. Сам воздух, казалось, окрасился в лиловый и зеленый цвет, проникая сквозь яркие гроздья на ветвях, ощущение было таким, словно они попали в подводный грот.

Слуги-зулусы, собравшиеся неподалеку в ожидании сигнала Шона, унесли Шаса на кухню, будто заморского принца. Восторг Шаса был написан у него на лице, впрочем, и черные лица слуг излучали неменьшую радость.

— Они его быстро избалуют, если ты только допустишь это, — предупредила Руфь Сантен. — Единственное, что зулусы ценят и любят больше, чем домашний скот, это ребенка-мальчика. А сейчас, дорогая, не могла бы ты сесть рядом с генералом?

Во время обеда всеобщее внимание было привлечено к Сантен, в то время как Сторм, стараясь напустить на себя вид отчужденный и скучающий, уселась на краю стола.

— Ну, дорогая, я хочу услышать все.

— О, Боже, отец, мы только что все прослушали, — закатила глаза Сторм.

— Следи за своим языком, Сторм, — сурово произнес Шон, поворачиваясь к Сантен. — Начни с того дня, когда я видел тебя в последний раз, и не пропускай ничего, слышишь? Ни единой детали!

Гарри во время обеда сидел какой-то отрешенный и не проронил ни слова, что совсем не походило на то радостно-возбужденное настроение, которое позволило ему развить кипучую деятельность в последнее время. После кофе он тут же вскочил на ноги, когда Шон шутливо возвестил:

— Извините все, но мы с Гарри на несколько минут забираем у вас Сантен для короткой беседы.

Кабинет генерала был весь выдержан в красно-коричневых тонах: стены были отделаны красным деревом, тома в бордовых переплетах из телячьей кожи заполняли книжные полки, кресла обтянуты коричневой кожей.

На полу лежало несколько ковров в восточном стиле, а на письменном столе возвышалась маленькая бронзовая скульптура работы Антона Ван By — по иронии судьбы, это было изображение охотника — бушмена с луком в руках, пристально вглядывающегося в пустынную даль. Фигурка столь живо напоминала О-хва, что у Сантен перехватило дыхание.

Раскурив сигару, Шон взмахом руки пригласил ее в кресло с подушечкой для головы, стоявшее напротив его письменного стола. Сантен в нем просто утонула, Гарри уселся на стул с другой стороны.

— Я разговаривал с Гарри, — без всякого предисловия начал Шон. — и рассказал ему об обстоятельствах гибели Майкла накануне вашего бракосочетания.

Он опустился на стул за письменным столом и задумчиво повертел золотое обручальное кольцо на пальце.

— Мы, собравшиеся в этой комнате, знаем, что во всех отношениях, кроме одного, а именно с точки зрения закона, Майкл был твоим мужем и отцом Майкла-младшего. Но чисто формально, — Шон запнулся, — чисто формально ваш сын незаконнорожденный. В глазах закона все так и выглядит.

Сантен замерла, неподвижно глядя на Шона сквозь поднимавшиеся колечки сигарного дыма. В воздухе повисло тягостное молчание.

— Мы не можем допустить это, — взорвался Гарри. — Он мой внук. Мы не можем такое допустить.

— Нет, — согласился Шон, — мы не можем примириться с этим.

— С твоего согласия, дорогая, — Гарри говорил чуть ли не шепотом, — я бы хотел усыновить парня.

Сантен с трудом повернула голову в его сторону, а он торопливо продолжал:

— Это будет простая формальность, законное средство обеспечить соответствующее положение Майкла в этом мире. Все это можно сделать в обстановке полной конфиденциальности, и это ни в коей мере не повлияет на ваши с Майклом-младшим отношения. Ты остаешься его матерью и продолжаешь заботиться о нем, в то время как я буду удостоен чести стать его опекуном и смогу делать для него то, что делал бы отец.

Сантен поморщилась, и Гарри выпалил:

— Прости меня, дорогая, но нам надо было поговорить об этом. Как уже сказал Шон, для всех нас ты — вдова Майкла, и нам бы хотелось, чтобы ты носила наше имя, все по-прежнему будут относиться к тебе так, словно бракосочетание в тот день состоялось, — он глухо закашлялся. — Никто об этом никогда не узнает, кроме находящихся здесь, в этой комнате, и еще Анны. Ты согласишься, Сантен? Ради ребенка.

Она встала и подошла к Гарри. Опустившись на пол, положила ему голову на колени.

— Спасибо. Вы самый добрый человек на свете, каких я знала. И вы теперь по-настоящему заняли достойное место моего отца.

Последующие месяцы были, пожалуй, самыми радостными в жизни Сантен, спокойными и солнечными, вознаградившими за все выпавшие на ее долю страдания, наполненные смехом Шаса и приятным ощущением, что Гарри с его неназойливым и благотворным воздействием на нее всегда будет рядом, так же как и незыблемая Анна.

Каждое утро до завтрака и вечером с наступлением прохлады Сантен совершала верховую прогулку. Полковник часто сопровождал ее, потчуя все новыми и новыми рассказами из детства Майкла или семейными историями, когда они взбирались по крутым лесистым тропинкам или останавливались, чтобы напоить лошадей на реке ниже кипящих водопадов, падавших с черной скалы высотой в сто футов.

Остаток дня Сантен проводила, выбирая обои и занавески для спальни, а также наблюдала за тем, как работают художники, заново оформлявшие интерьер дома: советовалась с Анной относительно того, как переоборудовать подсобные помещения в Тейнисграале: возилась с Шаса, забирая сына у прислуги и не позволяя зулусам слишком его баловать. Кроме того, полковник давал ей короткие уроки вождения их большого «фиата». Приходилось также разбирать многочисленную почту, прибывавшую каждый день, и просматривать различные открытки с приглашениями. Одним словом, она занималась в Тейнисграале примерно теми же делами по хозяйству, какие были ей знакомы еще по Морт Омм.

Каждый день они с Шаса устраивали чаепитие в библиотеке, где Гарри пропадал большую часть дня. Водрузив на кончик носа очки в золотой оправе, он читал им то, что успел написать за день.

— О, как должно быть чудесно обладать таким даром! — восклицала Сантен, и Гарри раскладывал рукопись.

— Стало быть, ты восхищаешься нашим братом, теми, кто пишет?

— На мой взгляд, вы совершенно особые люди.