Уилбур Смит - Пылающий берег

— Не входите туда!

Смущенная и озадаченная, она изогнулась, чтобы заглянуть поверх ворот.

— Нет, Сантен! — Он потянул ее обратно, но девушка уже увидела лошадь и отчаянно закричала.

— Облако! — Нараставший рев и гром удара еще одного залпа полностью утопили крик, шедший из глубины сердца, она билась у Бобби в руках.

— Облако! — закричала снова, и жеребец поднял голову. Он лежал на боку: один из разорвавшихся снарядов раздробил обе задние ноги и вспорол брюхо.

— Облако! — Конь услышал голос и попытался подняться на передние ноги, но усилие было для него чрезмерным, и он повалился обратно. Голова глухо ударилась о землю, широкими ноздрями жеребец издал тихий трепетный звук.

Анна подбежала Бобби на помощь, и вдвоем они потащили Сантен к ожидавшей санитарной машине.

— Вы не можете оставить его в таком состоянии! Пожалуйста, пожалуйста, не оставляйте его страдать!

Очередной залп накрыл двор, вдавливая барабанные перепонки и наполняя воздух вокруг свистящими и шипящими осколками камня и кусочками стали.

— У нас совсем нет времени, — пробормотал Бобби, — мы должны ехать.

Они силой усадили Сантен сзади в кузов, между рядами носилок, и втиснулись туда сами. Водитель тут же резко включил скорость, и машина тронулась с места, круто развернувшись по кругу, подпрыгивая на булыжниках, а затем направилась через ворота на подъездную аллею.

Сантен проползла к борту набирающего скорость грузовика и стала смотреть назад на шато. Языки пламени вырывались через пробитые снарядами в розовой черепице дыры, и темный, черный дым нависал над домом, поднимаясь прямо в залитое солнцем небо.

— Все, — прошептала она. — Ты забрал все, что я люблю. Почему? О, Господи, почему ты это сделал со мной?

Грузовики съехали с дороги к опушке леса и встали под деревьями, чтобы укрыться от обстрела. Бобби Кларк спрыгнул на землю и обежал всех водителей по очереди. Потом, двигаясь за его головной машиной, они на скорости домчались до перекрестка и повернули на главную дорогу.

И снова снаряды стали падать рядом, потому что германские наблюдатели уже позаботились о том, чтобы перекресток хорошо простреливался. Как танцоры, идущие в затылок друг другу в танце конга [94], грузовики по извилистому маршруту переезжали с одной стороны на другую, чтобы избежать попадания в воронки от снарядов и столкновения с обломками уничтоженных повозок, мертвыми упряжными животными и брошенным снаряжением.

Едва выехав из-под обстрела, они сомкнули строй и устремились по дороге, ведущей вниз, в сторону городка. Когда проезжали мимо кладбища, Сантен заметила, что в зеленом медном шпиле зияет сквозная дыра.

Хотя она и высмотрела краем глаза верхние ветви тисового дерева на фамильном участке кладбища, могила Майкла с дороги была не видна.

— Вернемся ли мы когда-нибудь обратно, Анна? Я пообещала Майклу…

— Конечно, вернемся. Куда же еще нам ехать? — Голос Анны звучал грубо и прерывисто из-за горя и тряски.

Обе женщины провожали взглядом насквозь простреленный церковный шпиль и уродливый черный столб дыма, валившего в небо над лесом. Дым венчал погребальный костер, в котором горел их дом.

Колонна санитарных машин догнала хвост основной группы отступавших британских частей на окраине городка. Здесь военная полиция выставила на дороге временный заслон. Полицейские отправляли всех годных к службе военных для перегруппировки и создания запасной линии обороны и обыскивали транспортные средства в поисках дезертиров.

— Новая линия фронта держится, сержант? — спросил Бобби Кларк полицейского, который проверял его документы. — Можем мы сделать остановку в городке? Некоторые из моих пациентов…

Его прервал разрыв снаряда, ударившего в один из домиков у дороги. Они все еще находились в пределах досягаемости огня германских орудий.

— Трудно сказать, сэр. — Сержант вернул Бобби документы. — Будь я на вашем месте, ехал бы прямиком до главного базового госпиталя в Аррасе. Здесь будет немного неспокойно.

Итак, длинное и медленное отступление началось. Они стали частью сплошного потока, заполнившего дорогу впереди, насколько хватало глаз, и двигались мучительно-долгим шагом.

Санитарные машины рывком трогались с места, проезжали несколько ярдов и, уткнувшись во впереди идущий транспорт, снова тормозили и останавливались на время еще одного нескончаемого ожидания. Днем жара усиливалась, и дороги, которые еще недавно растекались в жидкой зимней грязи, превращались в пыль, напоминавшую тальк. Мухи налетели с окрестных ферм на запах крови бинтов и ползали по лицам раненых, лежавших на ярусах носилок, люди стонали и кричали, прося воды.

Анна и Сантен отправились попросить воды в одном из фермерских домов у дороги и нашли его уже покинутым. Они забрали ведра для молока и наполнили их из водокачки.

Женщины шли вдоль колонны, раздавая кружки с водой и обтирая лица тех, кто был в жару от ран. Помогали санитарам обмывать раненых и все время старались казаться веселыми и уверенными, давая то успокоение, на которое были способны, несмотря на собственное горе и тяжелую утрату.

К полуночи колонна прошла менее пяти миль, гул сражения все еще был слышен. В очередной раз заглушили моторы, ожидая, когда можно будет двигаться дальше.

—Похоже, что наши сумели сдержать их у Морт Омм. — Бобби Кларк остановился рядом с Сантен. — Теперь, должно быть, можно будет остановиться на ночлег. — Он внимательно вгляделся в лицо солдата, за которым в тот момент ухаживала девушка. — Видит Бог, эти бедолаги долго не выдержат. Они нуждаются в пище и отдыхе. За следующим поворотом есть ферма с большим амбаром. Ее еще никто не занял — мы захватим ее.

Анна извлекла из своего мешка связку лука и добавила его для вкуса и запаха в тушеное блюдо из мясных консервов, которое приготовила на костре. Раздали тушенку, галеты и крепкий чай — все это получили с продовольственных машин, стоявших в колонне.

Сантен кормила солдат, которые были слишком слабы, чтобы есть самостоятельно, а потом помогала санитарам менять бинты и повязки. Жара и пыль сделали все самое худшее, многие раны воспалились и начали гноиться.

После полуночи Сантен выскользнула из амбара и пошла к водокачке во дворе. Она была грязной и потной, очень хотелось помыться и переодеться в чистую, свежевыглаженную одежду. Уединиться для этого не было возможности, а те немногие вещи, что упакованы в саквояж, нужно хранить, ибо теперь это вся ее одежда. Сбросила нижнюю юбку и панталоны и выстирала их под краном, потом отжала и повесила на калитку, сама умылась холодной водой.

Сантен дала ночному ветерку осушить кожу и натянула еще сырое нижнее белье. Лишь расчесав волосы, почувствовала себя немного лучше, хотя глаза все еще щипало, они слегка опухли от дыма. Тяжесть горя, словно камень на груди, и безумная физическая усталость сделали ее ноги и руки тяжелыми. Видения пережитого — отец в дыму, белый жеребец, лежащий на траве, — возникали перед ней снова и снова, но она оградила себя от этих мысленных образов.