Уилбур Смит - Пылающий берег

— Ешьте побыстрее, нам надо отправляться, как только рассветет. У меня предчувствие, что сегодняшний день будет хорошим. Поторапливайтесь, минхерц!

«Что за женщина? — подумал Гарри с восхищением. — Если бы я мог пробуждать ком-нибудь подобную преданность и верность!»

Сначала показалось, что предчувствия Анны вполне обоснованы, поскольку скалистые стены на их пути больше не попадались, вместо них до самого пляжа простиралась волнистая равнина — сплошь песок и гравий, утыканный невысокими жухлыми кустиками. По ней можно было ехать, словно по пустой трассе, которая, петляя и изгибаясь, обегала поросшие сухой травой кочки и проходила над рыжеватой оконечностью пляжа, так что на мягком песке легко различить следы любого кораблекрушения и его случайные свидетельства.

Гарри восседал на заднем сиденье рядом с Анной. Когда автомобиль подскакивал на очередной колдобине, их вместе подбрасывало вверх. Спутник бормотал какие-то извинения, но продолжал прижимать свою здоровую ногу к ее бедру, а она не делала и попытки отстраниться.

Внезапно, после полудня, когда воздух дрожал от зноя, зыбкие стенки миража на мгновенье расступились и перед их взором предстали песчаные дюны, возвышавшиеся посреди голой равнины. Маленький конвой остановился. Выбравшись из машин, люди смотрели и не могли поверить собственным глазам.

— Горы, — тихо произнес Гарри, — цепь песчаных гор, о которой нас никто не предупредил.

— Между ними должен быть какой-нибудь проход!

— Они достигают, наверное, пятисот футов в высоту.

— Давайте, — скомандовала Анна. — Нужно взобраться на вершину.

— Господи Боже! — взмолился он. — В этом песке мгновенно увязаешь, а дюны такие высокие. Это может быть опасно.

— Пойдемте! Остальные здесь подождут.

Под руководством Анны с великим трудом карабкались наверх, удерживаясь возле острого гребня песчаного склона. Далеко внизу кучка машин выглядела игрушечной, люди рядом с ними были похожи на крошечных муравьев. Оранжевый песок под ногами скрипел, когда ноги по щиколотку утопали в нем. Если вдруг они ступали слишком близко к кромке гребня, песочная стенка рушилась, и целая лавина начинала с шипением скользить вниз по склону.

— Это опасно! — бормотал Гарри. — Если бы вы шагнули за кромку, вас бы унесло вместе с песком.

Приподняв свои тяжелые ситцевые юбки, Анна подоткнула их за пояс и полезла дальше вверх. Гарри следил за ней неотступным взглядом, во рту у него пересохло, а сердце было готово выскочить из груди от напряжения и шока, охватившего при виде ее оголенных ног. Они были массивными и крепкими, как стволы деревьев, но кожа под коленями бархатистая и нежная, вся в ямочках, как у ребенка, — ничего более волнующего он в своей жизни не видел.

Невероятно, но тело отозвалось вновь. Словно гигантская клещня вцепилась в промежность, отчего всю усталость как ветром сдуло. Спотыкаясь и падая в мягком песке, Гарри карабкался следом. Бедра Анны, широкие, как у стельной коровы, качались и двигались под слоем юбок прямо перед глазами.

Он шагнул на вершину дюны, Анна протянула руку, чтобы поддержать его.

— О, Боже, здесь один песок, настоящая вселенная из песка.

Они стояли у начала гряды, тянувшейся без конца и края, и даже несгибаемая вера Анны стала слабеть.

— Никто и ничто не сможет преодолеть их.

Анна все еще держала его за руку, а теперь крепко сжала ее.

— Она там. Мне кажется, я слышу ее голос, который зовет меня. Мы не можем ее подвести, мы должны к ней пробиться, потому что без нас она долго не продержится.

— Идти в глубь дюн пешком — это верная смерть. В одиночку человеку там не продержаться и дня.

— Мы должны найти обходной путь. — Анна встряхнулась, как огромный сенбернар, отбрасывая всякие сомнения и минутную слабость. — Пойдемте. Мы Должны найти обходной путь.

И конвой с «фордом» в голове колонны повернул в глубь материка, огибая стороной границу высоких дюн. День угасал, солнце двигалось вниз по небосклону, проливая багряный свет на вздымавшиеся гребни. В тот вечер, когда они разбили лагерь у подножия дюн, песчаные горы, черневшие на фоне залитого серебристым лунным светом неба, казались далекими, неприступными и враждебными.

— Никакого обходного пути не существует, — Гарри смотрел на костер, избегая глаз Анны. — Эти дюны тянутся бесконечно.

— Утром мы вернемся на берег, — бесстрастно произнесла она и поднялась, чтобы идти спать, оставляя его с болью и желанием любить ее.

На следующий день они ехали обратно по ими же проложенной дороге, колеся по собственным следам с видневшимися отпечатками шин, и только к вечеру возвратились к месту, где дюны упирались в океан.

— Нет здесь никакого пути, — безнадежно повторил Гарри, потому что пенившиеся волны подкатывали прямо под песочные горы. Анна горестно опустила плечи и притихла возле костра, безмолвно наблюдая за языками пламени.

— Если мы останемся и будем ждать, то Сантен, возможно, сама пробьется к нам с севера. Она наверняка знает, что ее единственная надежда — двигаться на юг. Если мы не можем дойти до нее, будем ждать, когда она придет к нам.

— Но у нас кончается вода. Мы не можем…

— Сколько мы еще сможем продержаться?

— Три дня, не больше.

— Четыре, — умоляла Анна, в ее голосе и во всем облике сквозила такая безутешность, что дальше Гарри действовал, повинуясь каким-то внутренним импульсам. Он притянул ее к себе, испытав благоговейный ужас, когда она приняла ласку, и оба крепко прижались друг к другу — она в отчаянии, а он от безумной страсти, доводившей его до исступления. Какое-то мгновенье Гарри беспокоился, что люди у костра увидят их, но уже через секунду перестал обращать на это внимание.

— Пойдем. — Анна помогла подняться ему на ноги и повела за холщовую ширму. Гарри била такая дрожь, что руки не слушались, и он никак не мог расстегнуть пуговицы на рубашке. Анна тихонько посмеивалась.

— Вот так, — раздела она его. — Глупенький…

Бока и спину ему освежал прохладный ночной ветерок, но он весь горел, сжигаемый внутренним огнем из-за бесконечно долгого желания. И сейчас перестал стыдиться своей волосатой груди и некрасиво торчащего живота, худых, как у цапли, ног, слишком длинных для маленького тела. Взгромоздился на нее с дикой поспешностью, отчаянно пытаясь похоронить себя в ней, раствориться в этой великолепной мягкой белизне и спрятаться от всего мира, бывшего столь жестоким по отношению к нему так долго.

А потом это случилось снова. Он почувствовал, что крепость и сила уходят, сник и сжался совершенно так же, как в ту страшную ночь более тридцати лет назад. Лежал на белом пуховике ее живота, убаюканный между полными, мощными бедрами, и жаждал умереть от стыда и никчемности. Ждал, что сейчас услышит издевательский смех и увидит презрение, зная, что на этот раз это уничтожит до конца. Но и убежать-то не мог, ибо сильные руки обхватили его, а бедра упругими тисками держали слабые ягодицы.