Уилбур Смит - Птица солнца

Я ничего такого не заметил, но тоже встал.

— Идемте в лагерь, — предложил Лорен, и только после того, как я развел костер, он снова заговорил. — Ты был прав, парень. Мне понравилось! — Он отхлебнул солодового виски. — Теперь давайте определим цены, — предложил он.

— Установи их для нас, Ло, — предложил я.

— Я проведу переговоры с правительством Ботсваны. Могу оказать на них некоторое давление. У нас должно быть формальное разрешение на раскопки. Вероятно, находками придется с ними делиться, но нам надо получить исключительные права на исследование и публикации. Ну и так далее.

— Хорошо. Это уж твоя задача, Ло.

— Зная тебя, Бенджамен, я не удивлюсь, если ты уже подготовил список необходимого. Люди, оборудование. Я прав?

Я рассмеялся и полез в карман куртки.

— Прав, — согласился я и протянул ему три листа бумаги. Лорен быстро просмотрел их.

— Весьма по-спартански, Бен, — похвалил он. — Думаю, мы можем позволить себе и большее. Прежде всего нужна посадочная полоса, такая, чтобы могла сесть «дакота». Приближается жаркое время года. Вы здесь умрете в палатках.

Нужны удобства, кабинеты, склад, все с кондиционерами. Значит, потребуется генератор и насос, чтобы качать воду из бассейна.

— Нельзя упрекнуть тебя в любви к полумерам, Ло, — сказал я, и мы все рассмеялись. Салли снова наполнила стаканы. В этот вечер я был доволен собой. Мне было чем гордиться. Я собирался раскрыть тысячелетние тайны, и Лорен обещал мне поддержку. Виски шло как вода.

Когда-то я злоупотреблял виски. Это был мой способ кое о чем забывать, а кое с чем мириться. И вот лет шесть назад я обнаружил, что уже год не работаю над книгой, память слабеет, интеллект снижается и по утрам трясутся руки. Я по-прежнему выпиваю одну-две порции по вечерам, а изредка и больше. Но в тот вечер я пил от счастья, а не с горя.

— Давай, Бен. Сегодня нам есть что праздновать. — Салли рассмеялась и налила мне еще.

— Эй! Полегче, доктор! — пытался я протестовать — и в итоге напился: с удовольствием, с чувством и вдрызг. Я с достоинством отказался от помощи Лорена и самостоятельно добрался до своей палатки, куда меня тайком выселила Салли со времени появления Лорена. Не раздеваясь, я упал на постель и уснул. Когда вошел Лорен и лег на свою кровать, я наполовину проснулся, помню, как открывал глаз и видел луну через открытый входной клапан палатки… или это было уже на рассвете? Мне казалось, что это неважно.

Важнее всего оказалось подобрать персонал для нашего проекта, и тут мне повезло. Питер Уилкокс из Кейптаунского университета собирался в полугодовой отпуск. Я полетел на встречу с ним и за шесть часов убедил, что ему вовсе не понравятся злачные места Европы. Несколько труднее было убедить его жену Хетер, но я в конце концов показал ей фотографию белого царя. Ее специальность та же, что у Салли, — наскальные росписи.

Для нашей работы лучше Уилкоксов не найти. Я уже ездил с ними на раскопки Слангкопских пещер. Обоим за тридцать. Он — слегка растолстевший и полысевший, в очках в стальной оправе и в мешковатых неглаженых брюках, которые ему постоянно приходилось подтягивать. Она — худая и угловатая, с широким смешливым ртом и курносым веснушчатым носом. Питер играет на аккордеоне, а голос Хетер очень созвучен моему.

Питер представил мне двоих своих выпускников, которых рекомендовал без всяких оговорок. При первой встрече с ними я удивился. Рал Дэвидсон оказался молодым человеком двадцати одного года. Впрочем, его принадлежность к мужскому полу была вовсе не очевидна. Однако Питер заверил меня, что под этой массой нечесаных волос скрывается многообещающий молодой археолог. Его невеста, серьезная молодая особа в очках, окончила курс на год раньше срока. И хотя я предпочитаю красивых женщин, а Лесли Джонс удручающе некрасива, она завоевала мое расположение, прошептав с придыханием:

— Доктор Кейзин, я считаю, что ваша «Древняя Африка» — лучшая из прочитанных мною книг!

Такое проявление хорошего вкуса обеспечило им обоим работу.

Питер Ларкин набрал сорок шесть африканских рабочих с юга Ботсваны, которые никогда не слышали ни о Кровавых холмах, ни о тяготеющем над ними проклятии.

Единственное разочарование принес мне Тимоти Магеба. Возвращаясь из Кейптауна, я провел пять дней в своем Институте в Йоханнесбурге и все это время пытался убедить Тимоти, что он нужен мне на Кровавых холмах.

— Мачане, — ответил он, — есть то, что могу делать только я. А работать там могут многие. — Позже я припомню эти слова. — У вас уже немало специалистов. Я вам не нужен.

— Пожалуйста, Тимоти. Всего на шесть месяцев. Твоя работа подождет.

Он энергично помотал головой, но я торопливо продолжал:

— Ты мне очень нужен. Есть то, что можешь объяснить ты один. Тимоти, там пятнадцать тысяч квадратных футов наскальных рисунков. По большей части — символические изображения, которые никто, кроме тебя…

— Доктор Кейзин, вы можете прислать мне копии. А я пришлю вам свои пояснения. — Тимоти перешел на английский (это всегда плохой признак). - Надеюсь, вы не станете настаивать на том, чтобы я сейчас покинул Институт. Мои помощники не смогут работать без моего руководства.

Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Тупик. Я, конечно, мог приказать, но подневольный помощник хуже, чем никакого. В темных глазах Тимоти блестел непокорный независимый дух, и я понял, что существует какая-то более веская причина, по которой он не хочет ехать.

— Может быть… — я остановился. На языке вертелся вопрос: не древнее ли проклятие стало причиной его отказа? Всегда тревожно обнаружить суеверие под маской хорошо образованного разумного человека. Выяснять не хотелось, ведь даже у африканцев вроде Тимоти прямые вопросы считаются бестактными и невежливыми.

— Всегда существуют причины, стоящие за причинами, доктор. Поверьте, будет лучше, если я не стану вас сейчас сопровождать.

— Ну ладно, Тимоти, — покорно согласился я и встал. Мы снова переглянулись, и теперь мне показалось, что его взгляд изменился. Огонь в нем горел ярче, и в глубине души я почувствовал беспокойство, даже страх.

— Клянусь вам, доктор, моя работа здесь в критической стадии.

— Было бы интересно взглянуть, чем ты сейчас занят, Тимоти.

На следующее утро с коммерческим рейсом из Кейптауна прибыли четыре моих новых помощника, и мы отправились прямо к ангару Стервесантов, где нас ждала «дакота».

Полет прошел шумно и весело. У Питера был с собой аккордеон, а я никогда не путешествую без своей старой гитары. Мы начали с легких песен типа «Абдул Абулбул Эмир» и «Зеленью покрыты холмы», и я с радостью обнаружил, что Рал Дэвидсон очень чисто и верно свистит, а у Лесли приятное сопрано.