Исуна Хасэкура - Волчица и Пряности

- Что ты имеешь в виду... ням... ням... Кроме того, этот парень меня любит.

Хоро рассмеялась, увидев растерянность Коула.

- Мужчины - дурни.

- Да... да... ему больше нечего было ответить Миюри, а та добавила соли в грибной суп и отхлебнула его.

- Честно...

Когда Миюри стала всё больше и больше напоминать Хоро, Лоуренс всё чаще оказывался побитым в споре. У Хоро была разносторонняя личность, и она не спорила по мелочам. Поэтому Коул должен был держаться с ним заодно.

И попытки сделать Миюри хорошей, благородной дочерью казались напрасными.

- В любом случае, как закончишь есть, будешь заниматься чтением и письмом.

- Нееет...

- Не говори так.

- Ну, он прав. Уметь читать и писать - это хорошее дело, - сказала Хоро, и, обильно посолив свой кусок прекрасно приготовленной свинины, набила ею рот. Миюри пожала плечами и посмотрела на Хоро, её уши и хвост послушно поникли.

- Хорошо.

Иерархия их стаи была очевидна. Хоро, Лоуренс, Коул, потом Миюри. Миюри сейчас попыталась подняться выше Коула, но Хоро не дала такой возможности и вмешалась. И Миюри послушалась. Возможно, правила стаи были у них в крови. Перед мудрой волчицей молодой щенок ведёт себя как маленькая собачка.

- Тогда приготовься и иди в комнату.

- Хорошо, - скучно ответила Миюри и потянулась за новым куском хлеба.

***

Когда Коул при свечах читал вслух Священное Писание, в дверь постучали. Но звук доносился почти от самого пола. Поколебавшись, он открыл дверь и увидел Миюри, ещё в повязках, с большим одеялом в руках.

- Миюри, сколько раз я говорил тебе не стучать в дверь ногой?

Она не ответила и, быстро войдя в комнату, бросила одеяло на кровать. Он знал, что в это время года было холодно, и у неё в комнате не было камина, как у него, но она зачем-то захватила и подушку, набитую овечьей шерстью.

- Мать отправилась к отцу и сказала, что обстрижет все волосы на моём хвосте, если я прикоснусь к камину, поэтому разрешила мне сегодня поспать у тебя.

Хоро обычно проявляла снисходительность к ней, но была строгой, когда речь шла об огне.

- Давно я не спала здесь! Ах-ха, солома так свалялась! Ты вообще меняешь её?

Кровать Коула была из дикой пшеницы, которая шла на корм животным, пшеница была увязана в снопы и покрыта листьями конопли. Для Миюри это было жёстко, снопы были увязаны слишком плотно.

Коул и Миюри раньше часто спали в одной кровати, но когда выросли, у каждого появилась своя кровать. На севере зимой было особенно холодно, и если спать, не одевшись, как следует, можно было заболеть. Было в порядке вещей спать вместе, согреваясь теплом друг друга. Но хотя это и было в порядке вещей, как слуга божий и старший брат Коул хотел, чтобы Миюри обладала застенчивостью девушки. А иногда он бывал поражён, насколько в темноте она походила на Хоро.

- Если ты не встанешь, ты на самом деле заснёшь.

Миюри всегда легко засыпала, если ложилась. И сейчас она уже становилась вялой, и Коул немедленно подтянул её за руку.

- Уууу...

- Пошли, вставай!

Он поддерживал её за тонкие плечи, голова её клонилась к груди. Но если бы она действительно спала, её хвост бы исчез, она просто играла.

- Если будешь притворяться, я разрешу тебе спать только на полу.

Она открыла один глаз и хихикнула:

- Ты всегда такой злой, брат. Разве не сказано в Писании "Не поддавайтесь гневу!"?

- Это всё, что ты помнишь?.. - вздохнул он, и Миюри проворно встала с кровати. Она завернулась в одеяло села в кресло.

Перед ней он открыл писание, которое путешественники использовали в утешение во время путешествий, и приготовил деревянную дощечку с остроконечной палочкой. Дощечка была покрыта воском, царапая его, можно было писать. Когда заканчивалось свободное место, воск оплавлялся над пламенем свечи, и можно было снова писать.

- Но я действительно засыпаю, давай скорей закончим, чтобы я могла лечь.

- Согласен. Если господин Лоуренс не вернётся сегодня вечером, мне надо будет встать пораньше и заняться делами.

- Можно подумать, я вообще ничего не делаю.

- Тогда ты встанешь перед рассветом и расколешь лёд в колодце за меня?

Уши Миюри тут же поникли, и она начала царапать буквы. Она не то чтобы была ленива, на самом деле она была довольно трудолюбивой. Проблема в том, что Миюри не любила рано вставать, ей нужно было время, чтобы взяться за работу. Она могла допустить какую-либо ошибку, если бы её вызвал гость.

Коул с облегчением следил сзади за девушкой, после трёх строк её хвост начал нервно подёргиваться.

- Всё, нам предстоит ещё одна занятая зима, верно?

Хотя посетители посещали Ньоххиру и летом, основная работа начиналась зимой, когда выпадал снег.

- Ты много играла этой весной, летом и осенью.

Здесь на севере от весны до опадания листвы времени проходило немного, зато оно было заполнено всякими интересными занятиями. Весной они собирали дикие растения, летом - семена деревьев, ещё ловили рыбу, а осенью приходила пора грибов и фруктов. А случалось, участвовали в охоте.

- Вот почему я хочу спать зимой.

- Я не думаю, что волки спят зимой.

- Волки и не учатся.

Она всегда быстро находилась с ответом.

- Тогда ты, должно быть, ещё ребёнок, раз ненавидишь учиться, и от тебя один вред.

Её рассердило отношение к ней, как к ребёнку.

- Это не так.

Он протянул руку и указал на письмо, она поскребла его ногтём.

- Я не сделала ничего плохого, - пробормотала она, возобновив работу.

Его раздражало, что она пыталась оправдаться - с учётом того, что сегодня она на щите, как на санках пронеслась через ванну и по лесу.

- Тогда, как ты думаешь, что такое - слишком плохое?

Нацарапав буквы на дощечке, она пожала плечами.

- И что же это, брат?

- Вот что, - он приблизился и попытался взять палочку, чтобы написать пример для неё. И тогда произошло это.

Миюри внезапно протянула руки и взяла его за щёки. Прежде чем он что-то понял, её длинные ресницы оказались прямо перед его глазами, и кончики их носов коснулись друг друга. А затем и губы. От неожиданности его будто заморозило на месте. Он не мог дышать, и Миюри, немного подождав, открыла один, а потом и второй глаз.

Её глаза дрожали, будто она плакала и будто была счастлива. Она отодвинулась назад и сжала губы.

- Не говори отцу, ладно? - прошептала Миюри, улыбаясь, хотя казалось, что она плачет.

Было слишком тихо - они долго молчали. Он знал, что Миюри очень привязана к нему, но в такое поверить невозможно. Он подумал об этом, и что-то вспыхнуло у него в сердце. Их губы уже не были соединены, но он всё ещё едва дышал. Его сердце билось очень громко, а его грудь давило, будто крови некуда было идти.

А потом появилась другая Миюри - смущённая и растерянная.

Он ещё ощущал неожиданно грубое ощущение от её губ и сильный запах серы, вероятно, из-за воды, в которой она побывала... Грубое?