Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Очень часто приятели затрагивали жгучую по тому времени тему «большевистской России». Говедаров твердил, что любит Россию, но к большевикам он относится настороженно.

— Как же мне верить, Сашо? Старые агентства, такие, как Рейтер и Би-Би-Си, преподносят потрясающие факты о кровавом терроре и массовой нищете в России. Москва говорит, что все идет от хорошего к еще лучшему… а нам, болгарам, трудно проводить свою политику, если нам не ясны русские проблемы.

Пеев обычно отвечал так:

— Говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, поэтому поезжай и посмотри. Возвращайся и начинай оценивать и переоценивать.

Говедаров воодушевлялся. С каждым днем он все больше убеждался в том, что нужно самому все посмотреть, узнать правду о России в самой России.

— Мир игнорирует славянский колосс, и это не к добру, — делился с Пеевым Говедаров. Внутренне он испытывал двоякое чувство: страх перед большевиками и симпатии к русскому народу. — Русские добродушны, человечны. И вообще они имеют много положительных качеств. Нужно, чтобы о них знали правду. Это особенно важно сейчас, когда надвигается большая война.

Стояло лето 1939 года.

Доктор Пеев решил действовать, причем быстро, по возможности тайно. Ведь Говедаров в принципе человек честный, думающий.

Доктор ждал Говедарова в Народном собрании. Схватил его за руку и отвел к окну. Отсюда виднелся позеленевший купол собора Александра Невского и клочок синего знойного неба.

— Сегодня вечером приглашаю тебя домой.

— Принято, с удовольствием! — воскликнул Говедаров. — Но для подобного приглашения достаточно и телефона.

— Обдумай хорошенько. Придет и Прасолов, исполняющий обязанности советского представителя.

— Знаю его, Сашо, встречал, — ответил депутат. — Ты ради меня его приглашаешь?

— Да, Георгий. Впрочем, и да, и нет. Я хотел, чтобы Прасолов рассказал мне о германо-советских отношениях, и решил, что тебе тоже будет полезно кое-что услышать.

Председатель парламентской комиссии по иностранным делам мог отказаться, но мог и принять приглашение. Он имел право на неофициальные встречи с дипломатическими представителями, аккредитованными в Софии. Прасолов — советский дипломат, человек Москвы. Было что-то опасное в этом. Что именно — трудно сказать сразу.

— Хорошо, Сашо, приду. Скажи Прасолову, что я не хочу, чтобы по Софии кричали на каждом углу: «Говедаров прощупывает возможности улучшения отношений с Москвой!»

— Не вижу причины, почему бы не разузнать все о Москве, но если хочешь, никто, кроме нас троих, не узнает о встрече.

Говедаров пожал ему руку и проговорил:

— Сильные люди называют вещи своими именами.

В то же самое время Говедаров стал центром одного многозначительного события в Народном собрании. Они с Георгием Марковым предложили депутатам организовать экскурсию на сельскохозяйственную выставку в Москве. Георгий Марков был земледельцем [11] Член БЗНС, крестьянской партии Болгарский земледельческий народный союз. — Прим. ред. , примкнувшим к правительственному большинству. Кроме того, его избрали первым заместителем председателя Народного собрания.

Георгий Марков не мог даже представить себе, какую бурю вызовет его предложение, подсказанное Говедаровым. Записалось девяносто три депутата. Собиралось записаться еще двадцать.

Царь, информированный о необычайном заседании Народного собрания, впал в бешенство. На поездку в СССР записалось девяносто три депутата… Это же коммунистический парламент! Нет! Нет! Этого не будет!

Премьер-министр кричал, что покажет им такую экскурсию, что они запомнят ее на всю жизнь. Сильно раздраженный, он попросил аудиенции у царя, и его величество, успокоившись, решил, что уже неразумно запрещать поездку, но отправить в Москву надо самое большее двадцать человек. Говедаров пошел к Пееву, специально одевшись как можно проще. Он хотел этим подчеркнуть, что не придает этой встрече особого значения. Когда же он увидел, что и Прасолов в будничной одежде и что поступок его не произвел на него впечатления, он вздохнул, приятно удивленный.

Разговор не клеился. Советский дипломат все время соблюдал определенную дистанцию. И все же вопреки всему чувствовалась теплота.

Прасолов улыбался:

— Господин Говедаров, искренне сожалею, что отвергнуто предложение о девяноста трех депутатах, но рад, что позволили поехать в Москву хотя бы двадцати. Очевидно, кое-кто боится объективности даже такого человека, как вы, о котором нельзя сказать, что он друг коммунистов. — И он еще раз передал личное приглашение Говедарову.

Говедаров покраснел. Ему льстил жест дипломата, и в то же время показалось, что уже сейчас прокрадывалась мысль: он вернется с новым отношением к Советам.

— Благодарю вас. Очень признателен. В таком случае поеду. Вместе с одним нейтральным депутатом и одним суперправым.

Первого августа 1939 года группа из двадцати трех депутатов отправилась в Москву. В разношерстную по составу группу входили люди, предварительно принявшие достаточно эффективные меры против «большевистской заразы»: они договорились с редакторами газеты «Зора», что обольют большевиков помоями. Другие же ехали просто так, «посмотреть мир», а третьи стремились увидеть опору мирового пролетариата.

Делегацию болгарских парламентариев совершенно неожиданно для них встретили как желанных и дорогих гостей. Начиная от пограничной станции и в течение всего пути до Москвы депутаты были окружены теплотой и сердечностью.

В честь гостей из Болгарии был устроен прием в Кремле.

Одни считали, что большевики «ухаживают» за Болгарией.

Другие думали, что это обыкновенный шаг, продиктованный протокольным порядком. Да, но почему прием не устраивает заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР, равный по рангу руководителю болгарской группы?

Третьи считали, не без горечи, что исторические превратности могут временно отдалять болгар от русских, но укоренившуюся кровную дружбу никогда не удастся перечеркнуть.

Четвертые видели в этом акте советского правительства желание ЦК ВКП(б) еще раз продемонстрировать свою принципиальность и честность в деловых связях.

Пораженный Георгий Говедаров видел, что Москва не делит государства на великие и малые, что уважение, проявленное к нему, — лишь капля во всей системе мышления, в делах большевиков. Он поделился своими мыслями с коллегами:

— Возникает желание заставить наших твердолобых из министерства иностранных дел поучиться тому, что такое дипломатия, такт, принципиальность и культура.

Их сопровождали советские парламентарии. Говедаров расспрашивал неутомимо. Сначала он опасался задавать каверзные вопросы, а потом уловил, что здесь не скрывают и не замазывают неудач.