Мальтина Аль-Самат - Гильдия юристов-аферистов-утопистов и прочих специалистов в рамках законов РФ. Бюро решения проблем

Парни! Да. Это выход. Это путь, или один из путей. И не самый трудный. Чтобы покорить мир, сначала нужно покорить мужчину. И, конечно же, он ДОЛЖЕН быть богат, влиятелен, привлекателен, галантен, импозантен, и решительно потерять голову от нее, от Розы. Ведь он и родился только для того, чтобы открыть ей путь к успеху! Он должен понимать, что она, Роза, рождена не для того, чтобы убирать и готовить – для этого есть домработницы. И даже не для того, чтобы ублажать мужа (вряд ли Роза задумывалась, кого для этого ищут мужья, если жены их не удовлетворяют). Она, Роза, не должна никому и ничего. Она должна петь! И чем быстрее, тем лучше!

Завершив ненавистную уборку и сварив постылый борщ, полная надежд Роза, как некогда Наполеон, села составлять планы явления себя миру. Полистав светские хроники в журналах, девушка приняла решение посетить модный в то время ночной клуб и обзавестись нужными знакомствами. Каково же было ее разочарование и негодование, когда одетый в красную ливрею афроамериканец с южнорусским акцентом преградил ей путь и отправил восвоясь – увы, Роза не соответствовала дресс-коду заведения. На следующий день, выручив в ломбарде некоторую сумму за мамино кольцо и серьги, Роза обзавелась костюмчиком и туфельками на каблучке, которые очень недурственно подчеркивали ее привлекательность, а длинная коса с кулак делала образ весьма колоритным. Но несмотря на предпринятые усилия, вечером повторилась вчерашняя несправедливость.

На следующий день разочарованная Роза бродила по городу, вернее, по тем его райончикам, где ее могли увидеть интересные люди: гуляла она мимо телецентра Останкино, слонялась неподалеку от Мосфильма, прохаживалась мимо театральных ВУЗов и Шаболовкой телебашни. Приманка выглядела отменно, но рыба клевать не спешила. Мужчины мельком бросали на нее взгляды и торопились дальше по своим делам. Как говорится, в конец измотавшись и несолоно хлебавши, наша мадам вернулась домой.

Утром был выходной, и сестра Розы планировала сладко отоспаться в мягкой кроватке. Но увы, нашим планам не всегда удается воплотиться в жизнь. Сестре снилось теплое ласковое море. Но постепенно легкий всплеск перешел в рокот – поднимался шторм. Нежная лазурь окрасилась серо-черными красками. На небе блеснули молнии, а на горизонте возник смерч, и стал быстро надвигаться на сушу. Откуда-то донесся визг сирен, и сестра оказалась уже не посреди разбушевавшейся стихии, а в блокадном Ленинграде. Сирены визжали все громче, предвещая налет вражеской авиации, и сестра в ужасе проснулась. Однако сирены не затихли, а превратились в вой и рев бившейся в истерике Розы. «Блицкриг» провалился и разлился по квартире криком отчаяния первой девки на селе, мамкиной любимицы, привыкшей все желаемое получать без труда и сразу, избалованной до самозабвения, засыпанной похвалами и комплиментами, сформировавшими у нашей красавицы феноменально высокое самомнение. И вот она, первая утрата, первый облом. Москва не спешила падать к ногам Розы, и вместо праздной красивой жизни ее ждали кастрюля и метла.

А также настой валерьянки и пустырника обыкновенного, разведенного перепуганной и невыспавшейся сестрой, которой навсхлипывавшаяся вдоволь девица поведала о своих неудачах.

Наташа – так звали Розину сестру – пообещала брать Розу с собой на всяческого рода вечеринки и публичные мероприятия, а также посоветовала кузине обратиться в студию звукозаписи, чтобы сделать профессиональную запись одной-двух песен, а затем искать продюсера, готового взяться за явление Розы миру. Порешив на том, дамы испили утренний кофе. Успокоенная Роза пошла мечтать в занимаемую ею комнату, а вот Наташе так и не удалось больше уснуть и искупаться в таком ласковом и теплом море… Се-ля-ви!

Несмотря на мерзкий моросящий дождь, порывы ветра и прочую мокромерзость погоды средней полосы, разряженная и напомаженная Роза, как некогда рассекающий лед атомоход «Ленин», уверенным шагом шла к своей цели. И вот наконец показалась заветная дверь с вывеской «Студия звукозаписи Покатилья».

Студия находилась на втором этаже районного дома культуры и представляла из себя две небольшие комнатки в самом конце длиннющего коридора, сразу за несколькими техническими помещениями. Вероятно, подобная дислокация не являлась случайной и являла собой пример проявления высшего человеколюбия и заботы о ближних, так как оберегала уши прочих арендаторов и их посетителей от звуков, издаваемых соискателями славы. В студии работали молодой звукорежиссер Илья Покатушкин и два его помощника. Воспользоваться услугами более помпезной компании у Розы возможностей не было. Репертуар будущей звезды не отличался разнообразием и состоял из знаменитой русской песни про мороз. Ну можно было прибавить «Рябинушку» и еще что-нибудь протяжно-плаксивое.

Наконец Роза с надетыми на нее наушниками удивительно походившая то ли на Чебурашку, то ли на иного персонажа из старых добрых советских мультфильмов поняла, куда ей нужно петь, и волшебные звуки полились в уши кудесникам от музыки. Илья Розу не останавливал – он сразу понял, что смысла в этом нет. Несмотря на возраст, Илья уже имел за плечами некоторый опыт, и вопросы наподобие «А кто ей вообще сказал, что она певица?», «А она сама себя слышала?» или «Может ли быть что-либо более профнепригодное?» его больше не беспокоили. Гораздо интереснее был моментально включившийся калькулятор – есть ли у дамы «бабки» и во что выльется работа, если попробовать из этого полушепота-полукудахтанья-полукрика слепить что-либо членораздельное и удобовоспринимаемое ухом человеческим.

Вот эти-то вопросы, без намеков и обиняков, были поставлены перед нашей дивой, как только с «Морозом» было покончено. Возмущенной барышне прокрутили записанный материал и объяснили, что в таком виде это нельзя ставить даже в подземном переходе – побьют. Роза попросила позволить ей спеть еще раз, на что циничный негодяй Покатушкин парировал: «Нет рУбля – нет дУбля». Да и смысла нет – лучше все равно не будет. Затем Илья попросил Розу подождать и, обработав первую фразу песни, дал ей послушать. Чуда не произошло, и бархатно-серебряные переливы в студию не полились. Зато исчезли многочисленные дыхания, придыхания и задыхания, а концы слов больше не были оборваны и сдавлены, как последний хрип умирающего от асфиксии. При большом желании это вполне можно было вынести. Счет был выставлен, и убедившаяся в необходимости его оплаты девица зашагала продавать последние мамины побрякушки, щедро отданные ей на «черный день». А день и впрямь выдался непогожим.