Павел Автомонов - Ледовый десант

— Это Гнат подорвал баржи! Хотя бы все обошлось благополучно, — прошептал он.

Илья Гаврилович представил, как нелегко сейчас бойцам Михалюты. По ним бьют пулеметы и минометы. Бежать по льду опасно — много полыней, особенно возле берега, где лед исклеван артиллерийскими снарядами. Один неосторожный шаг — и все! Конец! Окажешься на дне залива.

— Дежурный! — повернулся полковник к наблюдательной вышке. — Передайте, чтобы готовили обоз. Как только начнет светать, надо будет выехать навстречу группам.

— Из колхоза только что позвонили: обоз готов. Можно ехать хоть сейчас.

Когда развиднелось, вдали, на ледяном поле, появились темные точки. Вскоре они приобрели очертания человеческих фигур. Минеры возвращались без маскировочных халатов, чтобы скорее заметили свои.

Навстречу им помчались сани.

Через полчаса Доминго, Гаспар, другие бойцы уже выпрыгивали из саней. Они дрожали от холода. Одежда на них смерзлась. Лицо Ангела Гаспара почернело, он еле держался на ногах.

— Что случилось? — с тревогой спросил полковник.

— Хол-лод-дно, — ответил Ангел, стуча зубами.

— Он искупался, — пояснил Доминго. — На льду появилось много промоина.

— Сейчас же идите греться! Смените белье.

Доминго поднял руку:

— Докладывай. Минер моей группа подорвали мост на шоссе и поставил семь мин! — Доминго помолчал и, вздохнув, добавил: — Мадридцы все знают. Но кто баржа без нас уничтожили!

— Си-и… Без нас, — обиженно добавил Ангел Гаспар, еле шевеля языком.

— Минеры старшего сержанта Михалюты, — ответил Веденский.

Доминго улыбнулся.

— Камарадо Михалюта… А договорились вместе… Не хорошо.

Вскоре к берегу подъехала группа Михалюты. Гнат доложил Веденскому о выполнении задания.

— Молодцы, спасибо! — поблагодарил полковник минеров. — Готовься, Гнат, к поездке в Ростов. Тебя вызывают в штаб фронта.

— Зачем? — удивился Михалюта.

— Не знаю, — пожал плечами Илья Гаврилович.

Гнат однажды уже ездил в Ростов — отвозил планшет немецкого инженера и сопровождал пленных. Тогда в разведотделе штаба фронта он сказал о намерении полковника Веденского послать разведчика с радиостанцией на северный берег Таганрогского залива. «Может, в этом и кроется причина вызова?» — подумал Гнат.

Подрывники полковника Веденского работали без сбоев, четко по графику. Одни группы ставили мины, другие в это время готовились к походу, третьи, вернувшиеся с задания, отдыхали.

Днем и ночью гремели взрывы на северном берегу — взлетали в воздух склады с боеприпасами, превращались в груду металла эшелоны с танками, орудиями и другой техникой. Движение транспорта на шоссе Мариуполь — Таганрог иногда прекращалось на несколько часов. Не помогли немцам и «тралы» — нагруженные песком сани, которые бронетранспортеры толкали впереди себя. Узнав о «тралении» дороги, подрывники начали ставить мины замедленного действия с таким расчетом, чтобы они взрывались не под первым наездом на них, а под вторым, четвертым и даже десятым.

Гитлеровцы стали минировать свое побережье. На их минах в первые ночи подорвалось четыре минера. Но уже на третью ночь бойцы Веденского наловчились не только обезвреживать вражеские мины, но и переставлять их в другие места — гитлеровцы начали подрываться на своих же минах.

Фашисты прорубили у самого берега длинные полыньи. Но и эта акция не остановила минеров. Они стали брать с собой доски и по ним переползать через проруби.

Фашистское командование подключило к борьбе с подрывниками Веденского авиацию. Немцы хорошо знали, что минеры выходят на задание вечером, когда еще светит солнце, и возвращаются на свой берег поздним утром. Над заливом стали появляться группы «хейнкелей» и «мессершмиттов». Полковник Веденский обратился к командующему фронтом за помощью — в схватку с вражескими самолетами вступили краснозвездные истребители. В небе над побережьем и Азовским морем начались жестокие воздушные бои.

Такой была обстановка в середине сорок второго года на берегах Таганрогского залива.

Староста Анатолий ни днем, ни ночью не знал покоя. Он чувствовал себя между двух огней: с одной стороны — немцы, которым служил, с другой — «белые привидения» с южного берега, которые побывали у него три недели назад.

Свое слово, данное минерам, он держал — консервная банка, спрятанная в яру, не пустовала. В последние дни он все чаще жаловался, что жить в селе ему теперь опасно. Немцы начали догадываться, что в окрестностях села имеются агенты партизан и минеров. Подозревали в шпионаже даже старост и некоторых начальников полицейских участков. А тут еще взрыв барж с боеприпасами. Наказаны многие офицеры за неумение бороться с советскими подрывниками. А что ж тогда ожидать после такого фейерверка ему, старосте села, вблизи которого все это происходит?..

Ранним февральским утром красноармейцы, патрулировавшие на берегу, заметили на льду залива двух неизвестных. Это были начальник полиции Назаров и староста Анатолий.

— Стой! Кто такие?

— Ведите к своим командирам, — сказал Назаров. — Я начальник полиции.

— А я староста, — буркнул Анатолий. — Мы принесли ценные сведения.

Красноармейцы повели их в штаб батальона. За ними увязались мальчишки.

— Полицаев ведут!

— Полицаев поймали! — кричали они, перебивая друг друга, и швыряли в перебежчиков снежками.

К мальчишкам присоединились женщины — раскрасневшиеся, разгневанные. Узнав, что пленные не немцы, а предатели, некоторые хватали палки и рогачи. Шум и крик поднялся на всю улицу.

— Что за гвалт, Варвара Ивановна? — спросила Наташа у хозяйки, вошедшей в хату.

— Полицая и старосту из поселка, что на том берегу, ведут.

Наташа бросилась к окну. Процессия как раз находилась против хаты. Наташа узнала высокого, съежившегося Анатолия и низкого, щуплого Назарова.

«Какой позор! До чего я дожила?.. Гнат, милый, прости меня! Прошу! Я не буду жить с ним. Но сейчас… — Наташа выскочила на улицу, даже не набросив на плечи платка. Услышала ругань, проклятия. — И меня проклинайте, люди! И меня!..»

Крики были такими грозными, что на акациях закаркало воронье, поднялось в небо, закружилось, будто хотело посмотреть, чем же это заняты люди.

Анатолий мысленно прощался с жизнью. Он надеялся переждать в селе Наташи огненный смерч войны. Жить тихо, мирно. Но ничего из этого не получилось. Хотя сначала все вроде бы шло хорошо. Но потом…

Первым потрясением был побег Наташи на советский берег. Будь он тогда дома, убил бы на месте. Казнил себя, что до конца ее не узнал, не раскусил. «Пусть замерзает, если ей не хочется жить, если не понимает, что к чему на войне! — утешал он себя той ночью. — Может быть, дошла, а может?.. Такой ветрище!..»