Рудольф Кальчик - Рукопожатия границ

Иногда становились у причалов главного порта, откуда и отправлялись в дозор. В один из таких дней, когда катер ушел к городской пристани и большинство команды сошло на пирс развлекаться со Степкой, налетел шквал. А надо сказать, что особенностью Черного моря являются внезапные шквалы, способные натворить немало бед кораблям и рыбакам. Катер подбросило, завизжали резиновые кранцы. Швартовые канаты лопнули, как гнилые нитки. Хамидулин приказал включить моторы и идти в море. Каждая секунда промедления грозила гибелью кораблю. Волны обрушились на причал. Матросы бросились в воду, чтобы вплавь достичь катера.

Степка немедленно последовал за людьми. Он приблизился к Полушкину и матросу Бодунову. Казалось, он ничуть не напуган. Больше того, ободрял своих приятелей, потряхивал ушами и изредка одобрительно повизгивал. Но вот высокая волна накрыла Степку, и он исчез. Полушкин понял: Степке несдобровать. Матрос нырнул и, схватив Степку под брюхо, прижал одной рукой к себе.

Очутившись на борту, Степка лизнул в лицо своего спасителя и залаял, оборотившись к морю.

— Ругай его, не ругай, а могли бы сплоховать, Степан, — пробормотал Полушкин.

Степка был водворен в машинный отсек и, свернувшись, заснул возле теплого тела двигателя.

Однажды после шквала катер стал на предупредительный ремонт. Команде разрешили провести культпоход. Степка захотел тоже культурно провести время. Он визжал, царапал баллон грузовика, теребил матросов.

— Пойми, Степа, сегодня с нами нельзя… Едем в обезьяний питомник. С собаками туда категорически вход воспрещен…

Однако Степка не внял увещеваниям и понесся у самых колес грузовика. Ни пыль, ни камни, ни расстояние не могли испугать отважного Степку.

Степка попал в обезьянник, ведомый на ремешке от фотоаппарата матросом Бодуновым. Конечно, он полаял на обезьян, но не боялся их: он ведь имел дело и с более крупным зверьем.

Как-то матроса Полушкина назначили дневальным. Боцман вручил ему мешок, наряд и приказал отправиться на склад за хлебом и приварком. Полушкин взял с собой Степку. Они медленно шли, осматривая город.

Получив продукты, Полушкин неторопливо возвращался к пристани. Надо было миновать опасное место, которое называли «смерть пешеходам»: не раз отсюда увозила «скорая помощь» людей, неосторожно передвигавшихся по древней матери земле в наш век стремительного автотранспорта.

В центральную часть города вел крутой спуск. Шоссе проходило как бы в узком ущелье, обсаженном каштанами и густыми кустами грандифлоры. Машины, идущие в город, были не так опасны, но машины, неожиданно вылетающие из этого гранитного зева, иногда приносили беду.

Полушкин был осторожен при переходах. Осмотревшись, он посвистел Степке и ступил на горячий асфальт шоссе. В это время снизу вылетела машина. Степка принадлежал к породе собак, воинственно настроенных против всего, что двигается или шевелится. Степка бросился на машину. Полушкин за ним.

Увидев возле себя крыло машины, а может быть, догадавшись об опасности, грозившей другу, Степка взлетел на капот. Машина намертво стала на тормоза. Из нее вылез раздосадованный водитель. Однако весь запас нелестных слов застрял в его горле. Собачонка как ни в чем не бывало сидела на руке благодарно улыбавшегося матроса, стоявшего посредине дороги с тяжелым мешком на плече.

— А ведь если бы не она, быть тебе в больнице, а мне в милиции, — сказал шофер и погладил Степку.

— Знаю, — ответил Полушкин и бережно перенес Степку через дорогу.

Вы хотите знать, где сейчас Степка? Раньше я писал, что он не скрывает своего адреса и живет по-прежнему на катере, которым командовал старший лейтенант Валентин Хамидулин, происходящий из башкирской деревни Нижние Кичи. Больше того, я обещал любопытным читателям по секрету сообщить даже номер воинской части, так как Степка очень любил слушать чтение писем: он всегда сидел тихо, прижмурив веки, и добродушно шевелил своим пушистым хвостом.

Теперь прошло время, много воды утекло…

Оставим же в памяти Степку и его друзей с их подлинными фамилиями. И они, прочитав рассказ, вспомнят Черное море, пограничную службу, все события, связанные с маленькой, шустрой собачкой, которую и автор помнит очень хорошо, будто только-только выскользнуло из рук ее гибкое тельце, чтобы тут же улечься у ног своих друзей — моряков пограничного катера.

Раннее утро. Обычное время возвращения катеров морского дозора. Месяц май, а студено, как в марте. Матросы смотрят на берег и подставляют посиневшие лица недавно поднявшемуся из-за гор солнцу. А оно не греет, не вошло в полную силу.

Малая катерная артиллерия накрыта парусиновыми чехлами. Мысленно прикасаешься к озябшим стволам и физически ощущаешь холод металла.

Рулевой Пантюков, он же комсорг, направляет корабль по достаточно изведанному курсу к базе — покалеченному в войну танкеру «Эленафт». Пантюков служит последний год и мечтает поступить на географический факультет МГУ.

Старший лейтенант Катуков уже достиг известного предела своих юношеских грез и думает об одном — как бы получше справиться с доверенной ему работой. Ему пошел двадцать шестой. Посуровели глаза, стали тверже губы, на лице появились первые морщинки. У Катукова кожа будто вымерзла за тяжелую ночь штормового похода.

Крупная шестибалльная волна бесцеремонно валяет катер. Море продолжает злиться. Отработавший ночную вахту маяк отдыхает, позолоченный солнцем.

Постепенно глаза утомляются, природа теряет свои краски. Хочется спать. Мне предстоит заманчивый отдых на кровати, на твердой земле, возможно, после чашки горячего кофе. А людям катера дневать по-якорному. «Эленафт» атакуют волны, бьют о надстройки, несутся по железной палубе. Сегодня швартоваться возле «Эленафта» нельзя. А на якоре — как на качелях. В тесном отсыревшем кубрике будут спать на своих узких металлических койках измучившиеся за ночь ребята.

Дневальный постарается просушить кое-какую одежду своих товарищей. А если море не даст, придется выходить и в эту ночь в сыром платье.

Делюсь своими мыслями с Катуковым.

— Э, не надо, — говорит он, — не жалейте нас, нам нужно пропитывать себя солью, как огурцы в кадушке.

Я знаю характер Катукова. Он живет так же, как и матросы, ничем себя не выделяя. На берег при стоянке сходит редко и пока не облюбовал какой-либо раскрасавицы. Ест со всеми вместе, спит в тесной каютке, где над головой провисает верхняя койка его помощника.