Н Жарков - Незримый фронт

— Шоколадница! — засмеялась хозяйка. — А как вы меня назовете, генерал, когда я принесу вам бутылку настоящего ямайского рома?

— Феей из сказки братьев Гримм!

Фрау Мюллер вышла, а Обергандер, прихлебывая небольшими глотками ароматный кофе, продолжал прерванный разговор.

— Нет, к Власову я вас не пущу. Пушечное мясо. Как я буду смотреть в глаза фрау Мюллер, когда рано или поздно вы превратитесь в мокрое место. У меня к вам другое предложение. Меня направляют на Восток, в Белоруссию. Не на прогулку, конечно. Партизаны! Вам это слово, надеюсь, понятно? Мне нужен переводчик. Вас это устраивает?

— Откровенно говоря, нет. Но я в вашем распоряжении, генерал…

— Ну вот и отлично. Будете у меня переводчиком. Готовьтесь в дорогу…

Обергандер посмотрел на Сано, как на предмет, который его уже больше пока не интересовал. Он перевел взгляд на входившую фрау Мюллер. Та с порога протягивала генералу бутылку искристого ямайского рома с улыбкой гурмана, знающего цену таким вещам.

Обергандер галантно склонил голову в знак благодарности, налил рюмку и медленно, смакуя, выпил. Сладкий огонь растекался по венам стареющего генерала, но прежде чем легкое опьянение овладело им, рассудок четко сработал: «Это лучший вариант — оставить его при себе. По крайней мере на глазах будет. Так верней. А если что…»

Генерал Обергандер, входя в свой кабинет, со злостью хлопнул дверью. Схватил трубку, вызвал переводчика. Через несколько мгновений явился Потоберидзе, одетый в форму немецкого офицера. Он вытянулся в струнку перед Обергандером и отчеканил:

— Слушаю вас, экселенц!

Излишне подчеркнутая услужливость и старательность переводчика не нравились генералу. Но придраться он ни к чему не мог. Сано нес службу исправно. Что ж, может быть, это и естественно. Старается выслужиться. «Посмотрим, посмотрим…»

— Вот что, Потоберидзе. Сейчас приведут задержанного русского парашютиста. У него рация. Ха! Утверждает, что направлен для связи с партизанами. Нашел простачков! Нам давно известно, что партизаны имеют регулярную связь с Москвой. На кой черт им нужен еще радист! Нет, здесь что-то не то. Несомненно, его послали для связи с каким-нибудь агентом русских. Это надо выяснить. Прошу вас подготовиться к допросу.

Обергандер испытующе смотрит на Потоберидзе. Тот всем своим видом выражает готовность выполнить указание.

Но знал бы только этот фашистский генерал Обергандер, что творилось в душе «потомка грузинских князей». «Почему так подозрителен генерал? Уж не уловил ли он какую-то связь между выброской радиста и пребыванием его, Сано Потоберидзе, здесь, в логове врага? Если так, то что делать? Прежде всего ничем внешне не выражать своей тревоги и беспокойства. Иначе этот волк Обергандер сразу угадает неладное».

Так размышлял советский разведчик Потоберидзе, стоя навытяжку перед генералом.

— Что же вы стоите? Идите!

— Слушаюсь, экселенц!

…В кабинете генерала сидел молодой человек в ватнике, исподлобья поглядывал по сторонам настороженными синими глазами. Взгляд Потоберидзе скрестился с взглядом пленника. Сано презрительно сощурился и посмотрел на генерала. Но сколько стоило ему усилий, чтобы сдержать мгновенный порыв тревоги, не выдать ничем, что он знает сидящего перед ним человека. И какого человека! Близкого друга, младшего лейтенанта государственной безопасности Володю Онищенко, того самого Володю, веселого, жизнерадостного парня, уполномоченного особого отдела полка, в котором Потоберидзе был начальником войсковой разведки.

Взгляд Володи, который уловил при входе Потоберидзе, был ясен, как приказ. Он как бы говорил: «Что поделаешь, попался. Уж такой я невезучий. Теперь конец. Но я думаю не только о себе. Жаль, что и говорить. Но важно и другое: ты вошел в доверие к врагу, и это здорово. Держись, ничем не выдавай себя».

Генерал начал задавать вопросы. Потоберидзе хладнокровно и сухо переводил каждое слово, с явным неодобрением посматривая на строптивого парашютиста.

Допрос не дал ничего нового. Радист по-прежнему утверждал, что по заданию командования шел на связь с партизанами. Однако места явки и пароль ни за что не хотел сказать. Как ни бился Обергандер, то угрожая ужасами пыток и смерти, то обещая жизнь, пленник стоял на своем.

— Ну, ладно, — устало сказал Обергандер. — Сейчас посмотрим, каков он на самом деле герой.

— Посмотрите, посмотрите! — твердо сказал Володя. В его голосе звенел металл. — Я приготовился к смерти, генерал.

— Да-а. Этот больше ничего не скажет, — задумчиво, как бы про себя, проговорил Потоберидзе.

Обергандер некоторое время молча смотрел на парашютиста. Потом махнул рукой.

— Уведите!

Когда эсэсовцы увели Онищенко, Обергандер тщательно протер очки, долго что-то мучительно обдумывал, потом обратился к Потоберидзе:

— Таких врагов я уважаю, Сано… Достойные враги! Но не понимаю их. За что борется этот мальчик, за что он идет на смерть. Не понимаю… Загадка, эти русские. Вы-то их знаете?

— Я не русский, экселенц. Но русские — это действительно загадка.

— Иметь дело с загадочным врагом, Сано, — это все равно что сражаться с невидимками… А теперь вы свободны… Когда будете нужны, я вас позову.

Потоберидзе, чувствуя на своей спине взгляд генерала, вышел из кабинета в зал, где сновало множество эсэсовских офицеров. Он радушно раскланялся с ними, а на душе было темно и хотелось горько плакать о русском парне Володе Онищенко.

К концу дня Обергандер снова вызвал Потоберидзе к себе.

— Не хотите ли прогуляться за город?

— Как вам будет угодно, экселенц.

— Да, мне угодно… Предстоит неплохое развлечение… Великолепное зрелище!

…Легковая автомашина миновала сосновый перелесок и остановилась на опушке. Здесь под охраной эсэсовцев люди копали землю. Из глубокой ямы на поверхность взлетали комья земли. Только один человек не работал. Он стоял на краю ямы и смотрел куда-то вдаль, на восток. Потоберидзе узнал в нем Володю Онищенко и сразу все понял. Людей привели на расстрел. Генерал распахнул дверцу автомашины.

— Пошли… Сейчас начнется представление…

Обергандер и Потоберидзе подошли к почти готовой яме. Генерал остановился напротив Онищенко:

— Почему не трудитесь вместе с коллективом? — Слово «коллектив» генерал произнес с нескрываемым презрением. — Ведь не на хозяев работаете, а на себя! Это нехорошо, молодой человек, смотреть, как другие работают на вас. Нехорошо…

Обергандер засмеялся. Всмотрелся в Володю, надеясь увидеть на его лице следы страха. Но Онищенко все так же молча смотрел вдаль, не обращая никакого внимания на Обергандера. Тот зло хлопнул по кобуре и приказал офицеру: