Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

И Хутулашвили, крепко пожав всем руки, ушел.

Четвертое место в купе мягкого вагона занимал грузинский офицер, к которому, увидев его спутниц, зачастили ехавшие в соседнем купе товарищи — общительные, самонадеянные мужчины, любители ухаживать за дамами. Особенно настойчив был капитан с лихо закрученными тараканьими усиками.

— Вай-вай-вай! Такая красавица и едет без спутников! И как мама отпустила! Украдут такую пери! — говорил он Амалии Тонян.

— Вай, почему же одна? Со мной двоюродные сестры! — в тон ему отвечала Амалия. — А потом, у нас есть такие защитники, как вы!

Она кокетливым жестом показала на гостей офицеров и одарила их очаровательной улыбкой. Это льстило самолюбию мужчин. Они были веселы, остроумны, но вели себя корректно.

Ася тоже не осталась без внимания.

— Да, бога ради, генацвале, снимите ваше манто! Ведь задохнуться можно, — галантно предложил один из кавалеров.

— Мне нездоровится, — ответила она сухо.

— Вай, генацвале, не тифом ли заразилась? — забеспокоился незадачливый ухажер. А остальные офицеры при слове «тиф» озабоченно переглянулись.

Пришлось и Асе призвать на помощь весь арсенал своего личного обаяния, чтобы ее спутники поняли, что у нее не тиф, а обычное недомогание. А то ведь могли высадить на любой станции!

В Тифлисе назойливый капитан никак не отвязывался от бедной Амалии: он во что бы то ни стало хотел проводить ее и сестер до самого дома.

— Меня ждет жених, — сказала Амалия. — Он такой ревнивый!

Но даже возможность встречи с ревнивым женихом не охладила поклонника. Когда на привокзальной площади он побежал искать извозчика, девушки сразу же скрылись в толпе.

Наняв фаэтон, они поехали искать гостиницу «Дворцовые номера», где их ждал член кавказского комитета партии Гамид Султанов, скрывавшийся под фамилией дагестанского инженера Омарова.

Амалия и Арусяк бывали в Тифлисе, Ася же глаз не могла оторвать от зеленых солнечных улиц древнего красавца города.

«Дворцовые номера» по внешнему убранству и внутреннему комфорту были не хуже московского «Националя». Плюшевые, с резьбой и позолотой диваны, ковры, зеркала, картины, хрустальные вазы — все это предназначалось для преуспевающих людей. Но и девушки были одеты соответственно обстановке. Поэтому их появление здесь никого не удивило.

— Господин Омаров у себя, — почтительно согнув спину, ответил на их вопрос администратор.

Подруги поднялись на второй этаж и постучали в дверь. Ася знала, что Султанов — главный руководитель по снабжению повстанцев Дагестана, Чечни и Ингушетии деньгами и оружием.

«Интересно, вспомнит ли он начало нашего знакомства? — подумала Ася. — Ведь прошло почти два года!»

Открыл девушкам дверь сам хозяин. Ярко выраженный горец — худощавый, плечистый, он был в серой черкеске из дорогого сукна. За эти два года Гамид стал выглядеть намного старше своих двадцати семи лет.

— О-о! Мои дорогие сестры! Ася, Амалия, Арусяк… Прошу вас, прошу! — приветливо вскричал он и поспешно провел девушек в номер. — Ася, дружище, спасительница моя… Век вас не видел! Дайте-ка взглянуть. О-о, повзрослела, похорошела за эти годы! С Амалией приходилось видеться в Баку, с Арусяк близко не знаком, но знаю ее… А ты, Асек, так далеко забралась!

Гамид по-братски обнял каждую из девушек, помог им снять пальто. Девушки наконец свободно вздохнули! Еще бы! Как приказывал Камо, они передали деньги из рук в руки Султанову.

— Ну же, умницы наши! — радостно потирал руки Гамид. — Подполью здесь деньги нужны как воздух!

Эта теплая встреча обрадовала девушек. Ася же была бесконечно счастлива, что Гамид помнит и ее, и ту страшную бакинскую ночь…

— А где сейчас Айна? — спросила она. — В Баку или в Тифлисе?

— Не догадаетесь. Моя женушка в Москве. Учиться ее послали. Вот уже год, как мы с ней в разлуке. Но ничего, настанет и наш день. Терпение, дорогие мои, во всем — терпение.

Немного отдохнув, подруги вместе с Гамидом спустились в ресторан. В огромном зале за столиками с белоснежными скатертями, столовым серебром и хрустальными бокалами сидели хорошо одетые преуспевающие буржуа.

Султанов выбрал столик, откуда хорошо просматривался весь зал.

— Выбирайте, сестры мои! — галантно предложил Гамид девушкам и положил перед ними меню в сафьяновом переплете. Девушки смущенно переглянулись.

Камо ведь очень экономно расходовал фонды отряда. Он давал каждому бойцу ровно столько, сколько брал себе. А себе брал вдвое меньше, чем нужно было мужчине.

— Вы скряга, товарищ Камо! — однажды пошутила Литвейко. — Бог знает, какие суммы мы переносим в складках своих шуршащих платьев, а вы нас в черном теле держите! Выведете из терпения — самому Ленину пожалуемся!

— Сам Ленин скромнее скромного живет! Разве ты не знаешь, что в Советской России Ленин ввел для коммунистов партмаксимум? А как питается рабочий класс? Наш бюджет идет за его счет, ясно?

— Да, конечно, ясно, — засмеялась Литвейко, и за ней все остальные, — я же пошутила.

Теперь, в ресторане, девушки не знали, как им быть. Ведь Камо разрешил им расходовать только по пятьдесят копеек в день! Первой нашлась Амалия. Она кокетливо заявила, что в общественных заведениях у нее появляется брезгливое чувство к посуде, и поэтому она любит есть исключительно дома. Но кофе выпьет с удовольствием!

— И мне чашечку, — просто сказала Арусяк.

— А вы? Что вы хотели бы заказать? — обратился к Асе Гамид.

— Пареную айву, — пошутила она, с грустью вспомнив, как мать в Астрахани кормила ее этим блюдом.

— Девушки! Одним кофе и пареной айвой не наедитесь! Сегодня я вас угощаю. — Гамид хорошо понял причину смущения своих «сестер». — Причем угощаю не на казенный счет. Не теряйте из-за этого аппетита.

— Ну, если вы так богаты, то это другое дело, — по-простецки сказала Арусяк. — Тогда — жаркое!

— И я не откажусь! — со смехом воскликнула Амалия.

— Пожалуй, съем и я, — снизошла и Ася.

— Ах, ах, сделайте, мадемуазель, одолжение! Может, вы еще поели бы креветки с ананасом? — поддразнила их Амалия. Вскоре за столиком стало весело: все чувствовали, себя непринужденно, как старые товарищи, встретившиеся после долгой разлуки.

Султанов — временно, до приезда Камо и других боевиков, устроил девушек всех вместе в одном из номеров этой же гостиницы, только этажом выше себя.

Перед отъездом из Баку Камо сбрил бороду, покрасил усы, надел новую великолепную черкеску, серую каракулевую папаху, накинул на плечи черную бурку, а главное, очень искусно положил на лицо грим.

На вокзале он с гордым, независимым видом смело прошел мимо полицейских и сел в тифлисский поезд, в одном из вагонов которого его ждали Новикова, Литвейко, Казаринов и Айрапетян.