Генри Стэкпул - Голубая лагуна [сборник]

Приезжий, ушедший всецело в созерцание этой ужасной картины, под покровом всеобщего разрушения не расслышал бы, как тихо вздыхали сады, жаловались прелестные цветы, подавали свой голос исчезнувшие улицы. Всюду был только серый пепел, похожий на искрошившийся кирпич руин. Ничто не говорило непосвященному взгляду о том, что под ним погребены люди, дома, улицы, сады. Но капитан Сток угадывал очертания города, подобно тому как лицо, изуродованное шрамами или старостью, все же хранит черты прежнего облика.

Пушечный выстрел с одного из военных судов и последовавшие вслед за тем сигналы заставили «Анну-Марию» бросить якорь. В гавани плавали обломки затонувших кораблей, и крейсировать здесь было опасно. У самого берега затонуло судно, обслуживавшее подводный кабель. Дальше, на глубине, лежали суда, оказавшиеся в гавани в момент катастрофы. Все они затонули, попав под пылающие потоки лавы. Один только «Роддэм» спасся благодаря расторопности своего капитана.

Еще до того, как «Анна-Мария» бросила якорь, помощник капитана сбежал вниз, чтобы посмотреть, что с Гаспаром. Тот лежал в прежней позе. Взгляд его был устремлен в одну точку. Он, видимо, был поглощен каким-то видением.

Едва взглянув в бинокль, Гаспар сразу понял, что стряслось. Погиб город, дорогой его сердцу, погибло все, что он любил, и для провансальца больше не оставалось в жизни утешения.

Большей трагедии, казалось, нельзя было себе представить. Отправляясь с Сажессом на остров, Гаспар оставил здесь девушку, которую он любил всем сердцем. Долго смотрела она вслед удалявшемуся кораблю, пока он не исчез из виду в туманной дали. И вот теперь нет ни Марии, ни города, а впереди неизвестность, скитания и одиночество…

Стройная и изящная, блистая на солнце своими белоснежными парусами, шхуна [6] Шхуна — небольшое парусное судно с двумя-тремя косыми парусами. «Раратонга» вышла одним майским утром из порта Сан-Франциско [7] Сан-Франциско — самый большой торгово-промышленный город штата Калифорния между Тихим океаном и заливом Сан-Франциско. Получил быстрое развитие со времени открытия калифорнийского золота (1848). Предметы вывоза, главным образом: золото, хлеб, спирт, вино. и отправилась с грузом товаров на Маркизские острова [8] Маркизские острова — или Меданья — группа островов в юго-восточной и северо-восточной части Тихого океана, принадлежат Франции. Маркизские острова — вулканического происхождения, с жарким, но сырым климатом. .

В первые дни она шла хорошо. Дул попутный ветер, и судно сделало легко и незаметно, словно шутя, около семисот миль. Потом вдруг ветер упал, и паруса беспомощно повисли. Океан и воздух словно застыли. Бушующие волны превратились в тихое озеро, и только изредка зеркальная поверхность его покрывалась мелкой рябью.

Однако через два дня к вечеру снова подул легкий ветерок, и паруса надулись. Капитан шхуны Лестрендж стоял на палубе и смотрел в бинокль.

— Что это? — вдруг обратился он к штурману [9] Штурман — должностное лицо в морской службе, на обязанности которого лежит наблюдение за работой рулевых, заведывание сигнализацией, морским служебным журналом на корабле. Станнистриту, опустив бинокль и заслоняя глаза рукою от солнца.

— Где?

— Да вот там… — Лестрендж указал на отдаленный крошечный, едва двигавшийся в море предмет.

Штурман взглянул в переданный ему бинокль.

— Это крошечная пустая лодочка, плывущая по течению…

— Да, — подтвердил один из матросов, — но она не пустая, в ней что-то есть, или даже кто-то…

— Может, она нуждается в нашей помощи, ее надо нагнать, — сказал капитан.

Шхуна изменила свой курс и направилась к лодке. Достаточно приблизившись к ней, шхуна остановилась. Был спущен вельбот, куда сел капитан и пятеро матросов. Несколько дружных взмахов весел — и вельбот уже касался кормы лодки, над которой, чуя добычу, вились хищные чайки.

Странное зрелище представилось морякам. На дне крохотной лодочки лежало двое взрослых полуголых людей — совсем юные мужчина и женщина — и между ними голенький ребенок, которому было не более двух лет. Женщина держала в руке ветку с засохшими, красными «беспросыпными» [10] «Беспросыпные» ягоды — ядовитый вид ягод, поев которых, человек впадает в сон, переходящий в смерть. Растут «беспросыпные» ягоды на островах Тихого океана. ягодами.

— Мертвые? — полувопросительно сказал матрос Ян.

— Нет, они, кажется, дышат…

— Ребенок, во всяком случае, жив, — сказал штурман.

Он наклонился вперед и осторожно вынул ребенка из похолодевших рук матери. Мальчик был теплый и слегка пошевелился, когда Станнистрит передавал его рулевому.

— Кто бы это мог быть, — задумчиво проговорил Лестрендж, — судя по лицам, это совсем не канаки, да и шлюпка их американского образца… — И вдруг перед ним живо всплыла история о «пропавших детях», слышанная им много лет тому назад. Капитан одного из суден потерял в Тихом океане шлюпку с матросом, племянницей Эммелиной и сыном Диком и так и не нашел их. Уж не были ли это те дети, выросшие, имевшие уже своего ребенка и найденные, по странной игре судьбы, уже мертвыми…

Тела мужчины и женщины были обернуты в чистые простыни и спущены в море, а ребенка взяли на шхуну.

К утру попутный ветер усилился, и «Раратонга» неслась на всех парусах, взбивая отражавшую звезды воду в белоснежную пену.

Боцман Боуерс стоял у рулевого колеса, когда Лестрендж, капитан шхуны, вышел на палубу.

— Ребенок хорошо себя чувствует? — спросил Лестрендж.

— О, мальчик чувствует себя прекрасно. Он просыпался ночью, и я дал ему чашку сгущенного молока с водой. Теперь он на задней штирбортной [11] Штирборт — правая сторона судна. койке и опять крепко спит.

Было уже совсем светло. Ветер — мягкий, но свежий — надувал паруса, казавшиеся золотыми в горизонтальных лучах восходящего солнца.

Лестрендж погасил огонь на нактоузе [12] Нактоуз — на судне — ящик со стеклянной крышкой для помещения компаса; ночью освещается лампочкой. и стал ходить взад и вперед по палубе. Вдруг он услышал голоса ребенка и Боуерса, который разговаривал с мальчиком.

Минуту спустя Боуерс появился с завернутым в одеяло младенцем, которого он нежно прижимал к себе своей огромной рукой.

Упитанный, загорелый до черноты, рыжеволосый мальчик громко смеялся и совсем не походил на взятого накануне на борт измученного ребенка.