Евгений Бузни - Зивелеос

— Таня, честное слово, меня зовут Николай. И я помогу вам.

— Но вы Зивелеос, признайтесь, я же чувствую. Вы и тогда меня так обняли — шептала Таня, всё ещё не отрывая ладоней от лица.

— Таня, милая, не говорите так, — взмолился Николай. И неожиданно посуровевшим голосом громко добавил: — Перестаньте плакать, девушка! Я вижу, что эти бандюги приходят в себя. Они могут помешать нашей беседе.

Двое на полу действительно зашевелились. Первым начал подниматься парень в тенниске. Сначала он сел, глотая ртом воздух.

Николай подошёл к нему, помогая подняться и подбадривая словами:

— Ничего, вставай, это пройдёт. Товарищ тоже сейчас встанет. И давайте договоримся по-хорошему, что вы забудете этот адрес и тех, кто здесь живёт.

Парень в тенниске встал, тупо озираясь по сторонам. Самолётов подтолкнул его к выходу. Парень в спортивном костюме «Пума» тоже начал подниматься, держась руками не то за живот, не то ещё за что-то вызывающее боль.

— Дверь знаешь, как открыть, выходи, — скомандовал Николай.

— Дай взять сумку, — пробормотал просительно парень в тенниске.

— Нет уж, — безапелляционно отказал ему Самолётов.

— Там наши документы.

— Догадываюсь, но об этом надо было думать прежде. Теперь имейте в виду, что вас я из-под земли достану, если хоть волос упадёт с этой девушки или любого из членов её семьи.

Сгорбленными от стыда и боли парни ушли. Николай повернулся к девушке, широко улыбаясь:

— Ну вот, всё в порядке. Таня, ставьте цветы в вазу и давайте накрывать на стол. Будем праздновать наше знакомство. А где ваша бабушка?

— Она сейчас придёт, — сказала Таня, не отрывая глаз от Самолётова. — Что мы ей скажем? — спросила она, указывая на выпивку и закуски на столе и вытирая слёзы на щеках.

— А ничего. Пусть это всё будто бы принёс я. Выпьем и поедим за упокой этих господ.

— За какой упокой? — испуганно спросила Таня.

— А за тот, который случится с ними, если они появятся на вашем пути снова. Но не будем о грустном, Таня. Идите в ванну, позвольте розам и вашему личику насладиться водой. Я пока познакомлюсь с документами этих типов. А придёт бабушка, начнём знакомиться. Только Таня, — остановил он девушку, взявшую цветы и направившуюся к двери ванной комнаты, — не называйте меня Зивелеосом, пожалуйста. Моя фамилия Самолётов. Я журналист газеты, которая, как я заметил, лежит у вас на самом видном месте.

Таня Иволгина была умной девушкой. Она подозрительно посмотрела на её нового спасителя и нехотя кивнула головой. Обманывать её не учили. Но как много ещё уроков должна была преподнести ей жизнь, кто мог сосчитать? До конца своей жизни, до её последнего мига, люди учатся жить, люди получают новые уроки.

Николай вышел от Тани, но мысленно продолжал оставаться с нею, где только что сидел за столом, подливая бабушке и внучке шампанское и с радостью поддерживая разговор с милыми женщинами. Сам выпил пару рюмочек коньяка, доказав тем самым хозяйкам, что есть мужчины, которые будучи крепки телом не обязательно крепко пьют даже за чужой счёт.

Покинув, полюбившуюся сразу квартиру, в которой было тепло сердец и настоящий семейный уют, Самолётов шёл домой, будучи совершенно не в силах оторваться от этих впечатлений. Девушка настолько очаровала молодого поэта, что стихи рождались в голове сами собой.

Мелодичный звонок мобильного телефона пропел несколько раз, пока Николай осознал, что его вызывают. Достав из внутреннего кармана пиджака трубку, он нажал на кнопку разговора и услышал голос Маши:

— Ты на месте?

Она уже ждала, нужно было поторопиться. Пришлось оторваться от взлёта поэтического настроения и вспомнить земную реальность. Возле дома стоял наблюдатель, делающий вид, что рассматривает рекламу на стоящем рядом высотном доме. Николай спокойно, не пытаясь прятаться, вошёл в подъезд.

Схема дальнейших действий была давно продумана.

Оказавшись в квартире, включил свет, быстро переоделся, заменив костюм на синие джинсы и синюю бейсболку, надел лёгкую фуражку и, оставив свет включенным, запер квартиру. По приставной лестнице поднялся на чердак.

Длинное конусообразное чердачное помещение было единым на весь дом, так что перебраться от одного подъезда к другому по чердаку не представляло никакого труда, что и сделал Николай. Выйдя с противоположного конца дома, он свернул за угол, проскочил через несколько проходных дворов и оказался прямо возле машины, стоявшей в воротах огромного кирпичного здания. За рулём сидела Маша.

Николай впрыгнул на заднее сидение, и автомобиль марки Жигули отправился в путь.

— Докладывай, — приказным тоном сказала Маша.

Стихи сорвались с уст Самолётова против его ожидания:

— Глаза причалили к печали…

Когда он произнёс последнюю строку и замолчал, машина резко затормозила на красный свет, и Маша обернувшись сказала ровным голосом:

— Я всё поняла, Коленька, ты влюбился, — и оборотившись опять к дороге и светофору, она продолжила: — Это не есть хорошо, как стало модно говорить.

Но по своему опыту знаю, что сие неизбежно в какие-то моменты, а главное — c этим ничего нельзя сделать. Как биолог, я понимаю прекрасно сущность этого явления, но как женщина принимаю твоё новое состояние с трудом. Не то что согласна, а вынуждена примириться. — Светофор доброжелательно вспыхнул зелёным светом, радостно заурчав, машина плавно понеслась вперёд. — Мне хотелось, я этого не отрицаю, чтобы ты влюбился в меня, и всё вроде бы к тому шло. Мы чудесно ладим с тобой. Я бы и не говорила сейчас о своих чувствах, если бы не твои сегодняшние стихи, написанные, как я понимаю, неожиданно и не мне. Глаза у меня далеко не голубые, а очень даже карие, то есть такого цвета, который не вызвал в твоей душе поэтического отклика. Всё понимаю и поднимаю лапки вверх.

Маша оторвала на секунду руки от руля и тут же услышала нечто вроде замечания:

— Извини, Машенька, я прослушал, что ты сейчас говорила, но, пожалуйста, не отвлекайся от вождения. Улицы Москвы — это серьёзно.

— Вот и поговорили, — изрекла Маша. — Он ничего не слышал, хотя я откровенно признавалась в любви. Чудненько.

Напряжённые городские улицы с бесконечными перекрёстками сменились загородным шоссе. Вскоре автомобиль свернул с трассы и долго петлял по неширокой просёлочной дороге среди лесочков и заброшенных полей пока не въехал в густой ельник и затем взобрался на пологий лесистый холм, на вершине которого внезапно открылась большая поляна. Здесь давным-давно была метеостанция, о чём говорила широкая площадка с сохранившимися маленькими деревянными домиками на курьих ножках, в которых некогда присутствовали приборы для измерения влажности воздуха, определения осадков, направления ветра, температуры и всего того, из чего складывались данные для построения кривых изменения погоды.