Д. Коллинз - Мир приключений, 1925 № 01

Но я расскажу о крупной неудаче Наиба — да, о случае, когда он впал в необузданную ярость. Я вспомнил об этом, увидев ту замечательную мумию, которая имеется у Наиба, в числе его более или менее подлинных вещей. Мы, посвященные, здесь, в Луксоре, зовем эту мумию Рамзесом XVII. Почему? Потому, что эта мумия была семнадцать раз продаваема Наибом туристам и семнадцать раз пересылалась в Александрию с адресом на Нью-Йорк или Филадельфию. Как вы знаете, всякий вывоз мумий из Египта воспрещен. Поэтому Наиб-эффенди всегда, вполне лояльно, говорит своим покупателям: «Вывоз мумий карается, как контрабанда, и вы должны, поэтому, господин мой, на Александрийской таможне розыскать чиновника, которого зовут г-н Тадрос Бадьер Вабба. За бакшиш в 20–25 фунтов стерлингов он вам все устроит, передайте ему только поклон от меня».

Прекрасно, г-н Тадрос тотчас замечает длинный ящик, помеченный, как содержащий образцы семян для посева.

— «Вскрыть его» говорит он своему помощнику. И затем: «Машаллах! Вы пытаетесь тайно вывезти мумию?! Это вам обойдется в 25 фунтов стерлингов штрафа, кроме того конфискация вывозимых ценностей, а также тех сумм, которые вы осмелились предложить в виде взятки чиновникам его светлости хедива!».

И Рамзес XVII отправлялся, таким образом, в обратный путь к г-ну Наибу в Луксор, готовый встретить ближайшего покупателя своей подлинной позолоченной и крайне обязательной улыбкой. Рамзеса хорошо знают на железной дороге. Семнадцать раз туда и обратно в качестве груза большой скорости. Но с последнего раза Наиб стал много осторожнее.

В моём отеле поместился в прошлом году м-р Солон В. Хоткинс, мясной король из Чикаго. Но титул этот он тщательно скрывал. Небезызвестная книга, озаглавленная «Джунгли», незадолго перед тем сделала людей этого сорта — чикагских консервировщиков — не особенно популярными.

А м-р Хоткинс, проводивший зимний, сезон в Луксоре вместе со своей дочерью, мисс Сэди, хотел водить компанию с подлинными французскими виконтами и офицерами английской оккупационной армии, часто посещавшими мой отель. В Каире он записался в число членов Гезерехского спортивного клуба, а мисс Сэди даже завезла свою карточку матери хедива, — безрезультатно, впрочем. Консервные фабрики Хоткинса имели, однако, у себя агента для рекламы в мировом масштабе, и молодчик этот был гением в своем роде.

В те дни перекрестки всех больших улиц пестрели огромными плакатами с изображением ярко-красного быка, стоящего на одной из консервных коробок Хоткинса. На всех лестницах, в вокзалах, в ватерклозетах стояло, крупными буквами: Солонина Хоткинса! Консервы Хоткинса рдели огненными буквами на всех площадях от Иокогамы до Берлина. Агент этот обладал фантазией завравшегося ковбоя. Лассо его достигло и до Египта. Световые рекламы жирных коров Хоткинса были проектированы на Хеопсовой пирамиде и по всему миру сыпались дождем авио-рекламы Хоткинса. Не пощажен был даже багаж путешественников, хотя вообще говоря чемоданы украшаются снаружи лишь маленькими нарядными этикетками отелей, в качестве памяти о приятно проведенном времени. Железнодорожный персонал всего мира — также и здесь, на линии Александрия-Луксор, — получал мзду от агента Хоткинса, будучи обязан наклеивать на багаж туристов назойливые, громадные, огненно-красные плакаты с надписями:

— «Почему Адам съел яблоко? — Потому, что у него не было деликатных мясных таблеток Хоткинса!».

— «Кушайте бульон Хоткинса в кубиках и Вы избавитесь от расходов на курорты!». Мои гости приходили в ярость, видя как чемоданы вынимаются из омнибуса отельным швейцаром заклеенными сверху до низу Хоткинсом.

Но сам Хоткинс не показывал своего герба. Это был решительный и крайне вспыльчивый господин, гигантских размеров, с головою, походившей на футбольный мяч и опущенным левым веком. Его дочь, Сэди, была стройной, уверенной в себе красавицей с многообразными талантами. Она рисовала акварели с фресок в фараоновых гробницах, под руководством одного юного английского художника по фамилии Сесиль Уайт, славного, но довольно бездарного малого, младшего сына фамилии, как я думаю, с маленьким доходом, весьма очарованного мисс Хоткинс и её миллионами, хотя и неосведомленного о том, что последние вели свое начало от бесчисленных стад скота, проходивших чрез мясорубки в Чикаго.

Мисс Хоткинс сопровождалась постоянно Мохаммедом бен Али, её личным драгоманом, прославленным Адонисом Луксора, бронзово-коричневым полубогом в затканном золотом шелку от плеч до ног. Его животная красота сообщала ей ритм. Стройная и ловкая она скользила бок о бок с ним шагами пумы. Маленькое, отчетливо очерченное личико с изящным ротиком и большими агатовыми глазами напоминало мне Сехмет, богиню с кошачьею головою, которую вы видели в том маленьком красивом храме за священным озером, у Карнака… эту Сехмет, о которой арабы говорят, что она каждую ночь выходит из храма и поедает людей!

С самим м-ром Хоткинсом я побывал в знаменитом гипостиле карнакского храма. С пренебрежением взирал он на полусотню колонн этой величествен ной колоннады, вышиною в башню и покрытых дивной позолотой. «В Америке», — пробурчал он — «мы воздвигаем камешки куда покрупнее. Слыхали вы когда-нибудь о небоскрёбе Зингера — 512 футов?». Между прочим, побывал он и на охоте на шакала. Вы видели там, на Нильской набережной, трех грязных арабов с охотничьими ружьями, которых можно нанимать. На прибавку получаешь труп осла, разложившийся до последней степени. Позади него располагаются на окраине пустыни, стараясь укрыться от вони, пока шакалы не начнут выходить из своих нор на арабских кладбищах. Тогда их подпускают на десять шагов. М-р Хоткинс вернулся однажды утром домой с пятью штуками, в качестве трофея, и, не переодетый, явился к лэнчу. Сам он, конечно, был не чувствителен к той ослиной вони, которой от него несло, закалясь за годы ежедневного пребывания в консервных мастерских. Но лэди Мильфорд почувствовала себя дурно уже за супом и принуждена была покинуть табльдот.

Ну-с, так вот! В те времена трое из доверенных ассистентов Флиндерса Пе — три были заняты раскопками в Бибан эль Молук возле того места, где Теодер Девис нашёл могилу королевы Тени и ту мумию, о которой некоторые учёные еще и по сию пору спорят, что это мумия не ее, а ее знаменитого сына, фараона-еретика Эхнатона. Ждали новых, важных находок. М-р Хоткинс приказал оседлать мула, прихватил с собой трёх драгоманов и отправился туда. Археологи вынырнули из своих шахт. Полуослепшие, желтые от малярии, лихорадочно возбужденные пребыванием денно и нощно, в продолжение многих месяцев, — в жгучей пустыне, оглашаемой лишь воем гиен. Жадные мухи роями сидели на их хаки. Измученные жарою, осипшие от постоянной перебранки с арабами, просеивавшими в большие корзины могильный песок, они с невольным раздражением взирали на этого упитанного, корпулентного туриста, критическим взглядом окидывавшего их труд. Хмурым, из-подлобья взглядом встретил глава египтологов вытаращенный взгляд м-ра Хоткинса. М-р Хоткинс сполз со своего мула, насмешливо ухмыльнулся и процедил своё: «Европейские методы! У нас, в Калифорнии, отводят воду из ближайшего ручья и размывают весь бок горы, пока не доберутся до породы!» Он шагнул к отверстию гробницы. Два юных атлета встретили его там и он вылетел оттуда, словно выброшенный извержением вулкана. Разозлённые археологи исчезли в своей гробнице, отделив себя эпохою в три тысячи лет от м-ра Хоткинса.