Д. Коллинз - Мир приключений, 1925 № 01

— Надо, — односложно промычал мулла.

— Конечно, надо, — сказал Мустафа, — но вопрос в том, что сделать? Ведь, хан, ты знаешь, слова своего не изменит и, если проклятый Ахметка вытащит «жизнь», он его помилует.

— Нужно на обеих бумажках написать «смерть» и обе опустить в урну; билетика «жизнь» совсем не надо, — невозмутимо произнес мулла.

— Я и сам об этом думал, и это совсем нетрудно сделать, — сказал Мустафа. — Записки ведь кладу я, и хан ни разу не смотрел, что там написано; ему и в голову не придет проверять билетики! Так, значит, и устроим. Ну, брат, Ахметка, теперь тебе и шайтан не поможет! Можешь распроститься со своей прекрасной головой! Ха, ха. ха! — и все его жирное тело так и заколыхалось от смеха.

В это время вошел слуга и поставил перед собеседниками золоченое блюдо с душистой дыней. Перед тем как войти, услышав, что речь об Ахмете, он притаился за широким ковром, заменявшим дверь, и подслушал весь разговор двух приятелей.

Тотчас же побежал он к своему другу Гассану, брату невесты Ахмета — Фатьмы, и рассказал ему о готовящемся предательстве.

Гассан давно уже делал попытки спасти Ахмета, но они ни к чему не привели, и ему удалось лишь узнать, в какой темнице заключен Ахмет. Это было четвертое окно тюрьмы, считая от угла стены. Поразмыслив немного, он решил, что самое лучшее как-нибудь предупредить Ахмета о готовящемся обмане, а Ахмет, зная эту тайну, уже наверно что-нибудь придумает для своего спасения; если же самому действовать, то, пожалуй, вместо пользы, выйдет один вред, да и самому можно попасться. Но как известить Ахмета? Окно темницы, где он сидит, высоко, небольшого размера, с решеткой; однако, можно попытаться написать сообщение на бумажке, обернуть ею камень и бросить его в окно.

И не откладывая исполнения своего решения, Гассан тотчас же написал на клочке бумажки про готовящееся предательство, обернул этой бумажкой небольшой камень и побежал к тюрьме. Перед тюремной стеной, сверкавшей ослепительно белым светом от лучей полуденного солнца, ходил часовой, задерживаясь в том месте, где здание загибалось и где росло несколько чахлых деревьев, дававших небольшую тень. Гассан выждал, когда часовой подошел к этим деревьям, подбежал к стене, прищурил глаз, изловчился и швырнул камень прямо в четвертое с края окно, затем повернулся и с равнодушным видом, не торопясь, пошел по улице.

— Нельзя здесь ходить! Убирайся прочь! — закричал увидевший его часовой. Гассан объяснил, что не знал об этом и быстро удалился.

Ахмет лежал на соломе в своей камере и машинально глядел на полосу яркого света, проникавшую через маленькое окно, в которой дрожали золотистые пылинки.

Он думал о том, что хорошо бы вытащить завтра «жизнь», выйти из этой душной темницы, жениться на Фатьме и открыть торговлю, для чего у него уже было скоплено немного денег. Он представлял уже себя сидящим в лавке и предлагающим товары покупателям, как вдруг прямо на грудь к нему упал точно с неба свалившийся камешек. Ахмет приподнялся со своего ложа и стал рассматривать камешек и заметил, что он был обернут в бумагу.

Через минуту он уже знал содержание написанного и от радости стал приплясывать на грязном каменном полу тюрьмы.

Дело повертывалось хорошо — завтра он заявит хану об обмане, билетики проверят, мошенничество будет обнаружено, и… тут он задумался. А дальше что? Да ровно ничего! В лучшем случае пострадает Мустафа, да вернее всего он сумеет вывернуться, но, как бы ни было, ему-то, Ахмету, от всего этого ничуть не будет легче. Хан велит положить два новых, на этот раз правильно написанных, билетика, и заставит его снова испытывать судьбу; короче говоря, положение ничуть не изменится, и все попрежнему решит судьба!

И Ахметом овладело уныние. Теперь уже ему казалось, что он наверно вытянет «смерть»; он представлял себе, как его поведут на казнь, как он положит голову на плаху, сверкнет острый топор и…

Прощай Фатьма, прощай мечты о счастье, прощай молодость, солнце, зеленые рощи и поля, горы и ручьи, прощай все, что мило и дорого сердцу, что любишь и чем живешь! Все исчезнет вмиг! А дальше что?..

И Ахмет в тяжком раздумьи опустился на пол и в первый раз после заточения горькие слезы потекли из его глаз.

Немного успокоившись, он с унынием оглядел свою темницу. Солнце почти зашло за угол стены, и лишь тоненький луч играл на полу. В свете этого луча он увидел брошенный ему камень и развернутую бумажку.

«А ведь бумажку-то надо уничтожить», подумал он. «А то заметит тюремщик, прочтет написанное, узнает об этом Мустафа и придумает другой подвох; что дальше будет — неизвестно, но уж хорошо и то, что он, Ахмет, знает об обмане, может быть, Аллах и поможет ему что-нибудь придумать. А как же уничтожить бумажку? Да самое лучшее разжевать ее во рту и проглотить, ведь она такая маленькая. И, не долго думая, он скомкал бумажку и проглотил ее. «Что. же, — подумал он, — пожалуй это немногим хуже той пищи, которую нам дают в тюрьме».

Затем он снова уселся на пол, но вдруг через несколько минут вскочил точно ужаленный; лицо его внезапно озарилось радостью, и он пустился в пляс, напевая какую-то веселую песню. Казалось, что проглоченная бумажка повлияла на него, подобно какому-нибудь чудесному лекарству.

На шум прибежал тюремщик и, увидев танцующего и поющего Ахмета, подумал, что заключенный сошел с ума. Но Ахмет успокоил его, объяснив, что просто хотел размять затекшие члены.

Приказав не шуметь, тюремщик ушел и сказал своим товарищам: — Ну, и молодец же этот Ахметка: завтра, может быть, его казнят, а он пляшет и поет!

Наступил, наконец, третий и последний день испытания, в который должна была решиться судьба Ахмета. Зала была переполнена народом: пришли все, кто только имел доступ во дворец. Мустафа не мог скрыть довольной улыбки, сиявшей на его лице.

Как и раньше, Ахмет спокойно подошел к урне, сунул руку под черное покрывало и вытянул билетик. Несколько мгновений он поглядел на него, потом развернул, прочел про себя написанное, и вдруг, неожиданно, не передавая бумажки Мустафе, скомкал ее, положил в рот и быстро начал жевать. Присутствовавшие не сразу сообразили в чем дело. Первым спохватился Мустафа. Он подскочил к Ахмету и закричал:

— Злодей! Что ты сделал! Отдавай сейчас билетик!

— Уж поздно, — отвечал Ахмет, — я проглотил его.

Тогда Мустафа обратился к хану и сказал: