Лиз Брасвелл - Однажды во сне. Другая история Авроры

— Это значит, что тебе придется пойти с ними, — жестко сказала королева, указывая рукой в сторону колдуний.

— Нет! — прозвучал тот же голос, что и шестнадцать лет назад, и в облаке зеленого дыма появилась Малефисента.

Скажем честно, Малефисенту было трудно узнать, так она изменилась за эти годы. Сейчас добрая фея тяжело опиралась на посох, ее красивое лицо осунулось и казалось изможденным. Свисал до пола накинутый на плечи феи длинный черный плащ.

Но когда Малефисента заговорила, голос ее звучал по-прежнему твердо и звонко:

— Я шестнадцать лет готовилась к этой встрече, и теперь сделаю все, чтобы восстановить справедливость в этом королевстве. — Она подняла вверх свой посох, на конце которого загорелся зеленым светом хрустальный шар.

— У тебя нет силы, чтобы… — начала первая злая колдунья.

— Прочь! — крикнула Малефисента и взмахнула своим посохом.

Волна зеленого пламени пронеслась по тронному залу, подхватила трех злых колдуний и унесла их с собой. Очевидно, в тот мрак, откуда они явились.

— Безумцы! — вскричала Малефисента, обращаясь к королю и королеве. — К сожалению, то зло, которое вы причинили, невозможно устранить, и земля теперь вечно будет стонать от боли. Я же могу спасти лишь то немногое, что осталось.

Малефисента вскинула свои руки вверх и начала произносить слова заклинаний. От ее рук потянулись нити зеленого тумана, они выплывали сквозь открытые окна, текли к внешним стенам замка, переливались через них, начинали заполнять давно пересохшие крепостные рвы. Из заполненных зеленым туманом рвов показались и стремительно начали расти черные, покрытые острыми и длинными шипами стебли. Терновые лозы становились все толще, все плотнее сплетались друг с другом и вскоре окружили весь замок своей темно-зеленой, почти черной, уходящей до самого неба стеной. Снаружи, из выжженной долины, доносились жуткие, леденящие кровь крики.

Побледнев сильнее прежнего, Малефисента устало опустила руки.

— Теперь мы в безопасности, — сказала она.

Король порывался что-то сказать, но добрая фея не дала ему этого сделать, подняла руку, приказывая молчать.

— Ты хочешь спросить, получишь ли наказание? — холодно произнесла Малефисента. — Не волнуйся, получишь, хотя оно будет намного мягче, чем ты того заслуживаешь. Король, продавший свою дочь силам тьмы и уничтоживший Внешний мир за стенами замка, безусловно заслуживает смерти. Но я, новая правительница этого королевства, буду снисходительна. Ты не умрешь, король, и ты тоже, королева. Но вы будете навеки заперты в темнице. Сидите там и кайтесь за то, что натворили.

Следует заметить, что ни один из стражей и ни один из жителей замка и пальцем не шевельнул, чтобы остановить Малефисенту. Более того, они сами с готовностью подхватили короля и королеву под руки и потащили к лестнице, спускавшейся в сырое темное подземелье с камерами для заключенных. Впрочем, следует ли так уж сильно удивляться этому? Подобное уже тысячи лет происходит во время каждого дворцового переворота.

— Они меня продали? — все еще не могла прийти в себя Аврора. — Я не понимаю…

Малефисента положила руку ей на голову и тихо сказала:

— Мне очень жаль, но и с тобой, и с окружающим тебя миром произошли ужасные вещи. Однако не станем печалиться. Будем лучше радоваться тому, что выжили и одержали победу.

С тех пор Малефисента, Аврора и все, кто остался в замке, жили долго и счастливо, а Внешний мир за терновым занавесом был мертв и сулил смерть каждому, кто отважился бы в него выйти.

Принцесса Аврора все кружилась, кружилась, кружилась, летя в танце по длинным пустым коридорам замка, и никак не могла остановиться.

Изредка сквозь накрывший весь замок купол колючих зарослей прорывались лучи яркого солнечного света, они пятнами ложились на пол, и тогда широкий коридор начинал напоминать лесную поляну. Настоящий солнечный свет на настоящей лесной поляне… В такие минуты Аврора всегда пела и кружилась в танце, широко раскинув руки, словно пытаясь ухватить ускользающие отголоски полузабытых снов, в которых ей время от времени снился лес.

Сбросив с ног золотые туфельки и не переставая кружиться в танце, принцесса начала петь от радости. Пела она все подряд, все, что приходило ей в голову. Прелестные песенки, которым ее научил менестрель, и баллады, которые она разучивала с учителем музыки, всплывающие из глубин памяти колыбельные и какие-то свои собственные, сочиненные на ходу мелодии. Музыку она часто слышала даже во сне — то оркестр, то одинокую печальную скрипку, то целый хор, торжественный и строгий. Музыка снилась ей, и Аврора с радостью узнавала знакомые, давно забытые, казалось, мелодии.

Она любила танцевать именно в этом коридоре, на южной стороне замка. Только сюда иногда проникали солнечные лучи, когда дующим Снаружи ветрам удавалось ненадолго разогнать затянувшие небо облака и плотную завесу дыма. В дальнем конце коридора начиналась широкая, ведущая вниз каменная лестница, здесь Аврора всегда останавливалась и, ухватившись за перила, покачивалась из стороны в сторону, словно резвящийся в реке олень.

Или это не олени плавают в реке, а рыбы? Этого Аврора уже не помнила.

Держась одной рукой за перила, Аврора пыталась быстро-быстро перебирать ногами, как это делают танцовщицы. Раскачивая своими пышными золотистыми локонами, она свободной рукой высоко приподнимала подол платья, проверяя, хорошо ли ей удаются танцевальные па. Они удавались хорошо. Все движения Авроры от природы были такими грациозными и стремительными, что со стороны казалось, будто она постоянно танцует бесконечный танец.

Разумеется, перебирать ногами Аврора разрешала себе только здесь, в дальнем углу коридора, куда никто никогда не заходил. Иначе что они могут подумать, увидев сучащую ногами и подпрыгивающую на месте принцессу?

Оторвавшись от перил, Аврора все так же легко, танцуя, спустилась вниз, прошелестела, словно ветерок, мимо раскрывшего от удивления глаза мальчика-слуги и влетела в помещение, которое раньше, до того как колючки окутали весь замок, было оранжереей.

Остановилась она, лишь поравнявшись с окованной железом дверью, которая вела в ту самую темницу.

Вдоль сырого коридора, начинавшегося от подножия холодной винтовой лестницы, тянулся ряд забранных решетками сводчатых камер подземной темницы. Сейчас почти все они пустовали, и это не удивительно. Замок был отрезан от Внешнего мира, сбежать из него было некуда, поэтому преступлений здесь никогда не совершалось. Да и жителей в замке осталось не больше тысячи. А самое главное, здесь было ну совершенно нечего украсть.