Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 3

Короленко оцепенел… Как ребенок, который смотрит на синие тучи и, представляя их волнами, прячется за свою большую и сильную маму, которая защитит и успокоит. Но это было, увы, не детство, и Родина-мать, способная выдержать землетрясение девять баллов, могла и не спасти. Напоследок полковник почему-то подумал о Лаврове — может быть, единственном человеке в жизни, кто был ему настоящим другом. Короленко обхватил мокрую от дождя голову своей единственной рукой и из его груди вырвалось: «Вит-я-я — а-а-а-а!»…

Лавров проснулся в холодном поту и вскочил. Вокруг было тихо. Сомалийское плато перед Аденским заливом готовилось встречать рассвет.

— Фу ты, господи, — пробормотал Виктор. — Беда какая…

Рядом лежала Сигрид, которая не спала и смотрела на журналиста широко открытыми глазами.

— Оказывается, и сильные мужчины могут видеть кошмары во сне. От страха ты звал сам себя…

— Как?

— Вот так: Витя — а-а-а!

В кузове поломанного грузовичка, водитель которого так и не соизволил появиться, Густав спал в обнимку со своим камнем, боясь расстаться с ним даже на минуту. Спал неспокойно. Во сне его губы шептали бессвязные фразы на греческом, арамейском и латыни.

— Стурен, проснись, — подергал его за плечо журналист.

Виктору уже полчаса не давал покоя его сон, который он помнил до мельчайших деталей.

— Поговори с ним, — попросил украинец Густава.

— С огромным удовольствием! — радостно отозвался ученый. — Что спросим?

— Спроси его… о моем сне, — попросил Виктор, не рассказывая канадцу ничего из того, что видел.

Густав улегся поудобнее, прислонившись затылком к реликвии, и устремил свой взгляд в быстро светлеющее небо. Рассвет он встретил на камне. Но его благообразное лицо исказилось гримасой ужаса. Он что-то быстро шептал, стараясь не пропустить ни единого слова Иешуа. Виктор и Сигрид молча наблюдали за ним.

— Твои друзья живы. И город твой цел и невредим, — заключил Стурен после пятнадцатиминутного общения с Камнем Святого Климента.

— Я рад… меня интересовало не только это. Рассказывай все, — потребовал Виктор.

— Ты действительно хочешь это услышать? — неуверенно спросил канадец.

— Густав, не зли меня…

— Ну, хорошо… — Стурен сел и сосредоточился, как на лекции в университете.

— Вы живете, как на вулкане… Море, воздвигнутое твоими предками, построено на брошенных домах, человеческих костях, на садах и сельскохозяйственных угодьях… Сколько стариков покинули места, где прожили всю жизнь и умерли в чуждых их сердцу больших каменных домах?.. Сколько под водой осталось могил, которые больше некому оплакивать?.. Великий грех совершили твои предки.

— Что еще он сказал? — спросил Виктор, подозрительно посмотрев на Густава.

— Сказал, что этот сон — то, что может случиться на самом деле, если…

— …Что если? — Виктор нетерпеливо вцепился в плечо канадца и дернул его с такой силой, что тот взвыл от боли.

— …Если будете вести себя как ненормальные, — шипя от боли, произнес ученый, растирая плечо. — Медведь чокнутый!

— Густав, — спокойно попросил Виктор. — Ты можешь сказать по-человечески, что нужно сделать, чтобы этого не случилось?

— Людей любить! Бога почитать! Веровать! Не воевать! — выпалил канадец и через паузу буркнул: — Ученых не обижать…

Последних слов Виктор уже не слышал. Он горько задумался о том, что ему через Стурена поведал камень. Лавров когда-то делал материал о части затопленных территорий, которые стали акваторией Киевского моря. Как Сорокошичи переносили во вновь образованное село Тужар, перекатывали избы на бревнах… Но это все капля в море. Сколько еще бывших сел затонуло на площади почти в тысячу квадратных километров — история умалчивает. Власти никогда особо не заботились о людях. Просто принимали решение и ставили в известность. Многие старики не хотели бросать свои угодья, выстраданные кровью и потом дома, взращенные фруктовые сады… Кто их спрашивал? Вот так взяли и переселили из родных сел, от могил предков, от церквей, «намоленных» многими поколениями святых мест. Но что интересовало тогда атеистов, кроме решений в духе марксизма-ленинизма? А сейчас?.. А сейчас это никому не нужно и подавно. Виктор опять задал себе вопрос: «Кому это нужно? Кроме меня… Чего же не хватает вам, люди?»

— Добра и милосердия! — ответил Стурен.

Виктор посмотрел на канадца, лежащего на камне.

— Я перевел ему твой вопрос, Лавров, — улыбнувшись, пояснил Густав.

— Я что… говорил вслух? — удивился Виктор.

— Нет, просто иногда единомышленники мыслят на одной волне, — скромно ответил ученый.

— А ты разве мой единомышленник?

— Сейчас — да. Я ведь, как и ты, живу и работаю для людей.

«Отлично, — подумал Лавров. — Посмотрим, что ты запоешь, когда я отдам код к пяти миллионам долларов пиратам»…

— Их монастырь очень древний. Его еще в двенадцатом веке основал в Новгороде преподобный отец Онуфрий. Предание гласит, что средства на монастырь ему пожаловал сам Николай Святоша, когда он еще не был монахом, а был князем луцким. Потом их монастырь в Новгороде поджег и разорил московский царь Иван Грозный. Переехали они на Волгу. Там, под Хвалынском, по сей день их обитель во имя святого Климента и находится.

Стурен шел задыхаясь, но от Виктора не отставал. Его глаза горели жаждой деятельности. А его поле битвы — наука: история, палеография, летописи. Он рассказывал о тех, кто так лихо пытался отобрать у Виктора камень прошлой ночью.

— Так что же, они действительно православные монахи? — удивлялся Виктор.

— Они считают себя православными. А официальную церковь — языческой.

— Выходит, они раскольники?

— Не столько раскольники, сколько старообрядцы.

— Хороши же батюшки! — воскликнул журналист. — С винтовками да автоматами в руках. Церковь должна нести добро людям.

— Они не признают церковь…

— Стоп-стоп-стоп. Это как?

— Очень просто. Они не носят крестов, не осеняют себя крестным знамением, не строят церквей, не несут службу…

— Ну, так какие же они тогда служители Бога?

— У них свой, особенный устав.

— Устав у них, — буркнул Виктор и поспешил процитировать армейскую классику.

Что ты, милая, смотришь устало

И в глазах твоих кроется грусть?

Хочешь, пару статей из Устава

Я прочту тебе наизусть?

— О-о-о, нет! — воскликнул Густав под смех Сигрид. — Еще в Нагорной проповеди Иисуса сказано: когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

— Чего-чего? — спросила Сигрид.

— Ну, в смысле, не хотят они толпой молиться, — пояснил Виктор.