Николай Чернышев - Западня

День подходил к концу. И когда стало казаться, что мы уже не в силах двигаться дальше, лес вдруг расступился. Перед нами открылось удивительное зрелище: на обоих склонах возвышались громадные холмы в виде усеченных конусов, густо заросшие мелким кустарником. Кое-где склоны не были прикрыты этим живым чехлом, и была видна то ярко-зеленая, то густо-синяя порода. Не трудно было догадаться, что перед нами те самые рудные холмы, до которых мы с таким трудом добирались целых два дня.

Несмотря на усталость и наступающую темноту, я сразу же начал осматривать участок. Оказалось, что куски медной руды, которые почти сплошь покрывали поверхность этих странных холмов, лежали вперемежку с кусками нерудного песчаника и твердой глины. Это говорило о том, что перед нами обычные отвалы. Однако в них было исключительно большое количество руды. Почему вместе с пустой породой выбрасывали в отвал богатую руду, — было совершенно непонятно.

Поблизости находились обвалившиеся и заросшие устья старых шахт и шурфов. В одном месте я обнаружил хорошо сохранившийся вход в штольню, замаскированный колючими ветками шиповника. Нижнюю часть прохода завалило осыпавшейся сверху землей. Из этой искусственной пещеры, сделанной нашими дедами более ста лет назад, тянуло прохладой и сыростью, — видимо, штольня уходила далеко под землю.

Я поднялся на вершину одного из холмов. Здесь была небольшая ровная площадка, от нее к горе тянулась высокая насыпь. Насыпь привела меня к полностью заваленному входу в штольню, которая была в два раза шире, чем предыдущая. Но в это время стало уже так темно, что пришлось бросить дальнейшие исследования.

Вокруг темнели силуэты вековых елей. Они как будто уснули, широко раскинув свои ветви-крылья. У подножья холма Петя развел костер и готовил ужин. В розовом дыму взлетали тысячи искр, иногда видно было, как уголек, вылетевший из костра, описывал в ночной мгле светящуюся дугу.

После ужина мы подложили в костер сухих еловых веток и при ярко вспыхнувшем пламени установили палатку. Невзирая на большую усталость, я долго не мог заснуть. Стояла мертвая тишина. Слышалось только спокойное дыхание Пети да временами возня нашего четвероногого друга. Из головы не выходили мысли о холмах из руды, возле которых мы сейчас лежали. Что они сделаны человеком, — не было никакого сомнения. Но почему такое большое количество ценного сырья было безжалостно брошено, в то время как к заводам возили за многие сотни километров даже бедную руду? Плохая дорога? Но ведь руду могли возить зимой, когда болото замерзает… Интересно было то, что раньше эти холмы, очевидно, не были зелеными. Никита Митрофанович говорил, что он слышал о каменных кучах, но не о зеленых. Здесь была какая-то загадка, которую нужно было во что бы то ни стало разгадать. С этой мыслью я и уснул…

Утро занималось свежее и безоблачное. Солнце стояло еще где-то за лесом, и вокруг лежали мягкие сырые тени. Лишь кое-где верхушки деревьев золотились на фоне светло-голубого летнего неба. Еловый лес обступил нас темной стеной, на которой выделялись синеватые сосны. На кромке леса высились две сухие ели. Одна из них была рыжевато-желтой, а вторая, сверху донизу покрытая мелким лишайником, отливала серебром.

Я снова начал внимательно изучать куски породы, лежащие на поверхности, стараясь понять, с какой целью они здесь были навалены. Рудные обломки состояли из песчаника и конгломерата, пронизанных медной зеленью, или, иначе говоря, землистым малахитом, и медной синью — азуритом. Очень часто на кусках породы виднелись отпечатки окаменевших растений.

Я стал рассматривать породу с помощью увеличительного стекла. Большинство зерен песчаника составляли полевые шпаты и кварц. Реже встречались черные и бурые рудные минералы и зеленый эпидот. В небольшом количестве, но довольно часто, были видны мелкие, красиво ограненные кристаллы циркона, гранита, рутила, анатаза, турмалина… Потом уже, когда эти песчаники исследовали в лаборатории под микроскопом, оказалось, что в них было больше сорока разных минералов. Настоящий минералогический музей!

Каждая песчинка, или, иначе говоря, каждый обломок и кристаллик минерала, была принесена сюда сотни миллионов лет назад с древних уральских гор, которые разрушались ветром, водой, зноем и морозом. Прежде чем окончательно остаться в песчанике, кусок которого я сейчас держал в руках, песчинки проделали долгий и сложный путь. Их переносили с места на место ручейки, речные потоки, озерные и морские воды.

Среди песчинок, принесенных с Урала, было немало обломков медных руд. Они накапливались в породах, рассеиваясь по большой площади. Много времени спустя, когда эти породы уже в виде твердого камня геологическими силами были подняты близко к поверхности земли, вода, которая просачивалась через песчаники, растворяла медные соединения и уносила медь с собой. Иногда подземные воды, насыщенные медными солями, встречали участки породы, благоприятные для выпадения меди. Так образовывались здешние медные руды.

Набрав целую кучу интересных образцов, я направился к разведенному Петей костру, от которого доносился аппетитный запах. Наскоро позавтракав, мы сложили наши пожитки в мой рюкзак. Петин мешок предназначался для образцов породы. Туго набитый рюкзак с вещами и продуктами Петя подвесил на ветку высоко над землей. Это, по его словам, должно было сохранить наши съестные запасы от лесных хищников.

В первую очередь мы решили обследовать штольню, вход в которую обнаружили накануне. До сих пор удалось осмотреть только отвалы; там же, в штольне, наверняка, можно будет увидеть самые залежи медной руды. Я собирался совершить подземное путешествие один, а Петю оставить у входа, но он так горячо запротестовал и так настойчиво меня упрашивал, что пришлось уступить.

Мы подошли к входу в штольню. Возле него росло несколько невысоких осин. Их серо-зеленые листья казались старыми. Поднялся ветерок, и осиновые листочки, висящие на длинных ножках, завертелись, замерцали, дружно зашумели, словно напутствуя нас. Я первым спустился в штольню, за мной последовал Петя. Мы дважды пытались позвать с собой и Шерлока, но он только виновато и жалобно скулил и вилял хвостом, а с места не двигался. Не вдаваясь в раздумье по поводу такого неожиданного поведения собаки, которая до этого не отставала от нас ни на шаг, мы махнули на нее рукой, решив не терять времени понапрасну.

Я двинулся вперед, освещая путь фонариком. Петя шел в двух шагах позади. Штольня представляла собой искусственный тоннель шириной немногим меньше двух метров. Мы свободно шли в полный рост и лишь инстинктивно втягивали головы в плечи. Стены были из серого песчаника с редкими и тонкими прослойками темно-коричневой глины. На небольшой высоте от сухого и неровного пола почти от самого входа непрерывно тянулся слой руды толщиной в ширину ладони, местами увеличиваясь до полуметра. Небольшие прослойки руды встречались и над глинами.