Генри Хаггард - Рыцарь пустыни, или Путь духа

– Итак, – спросил он, – что там сказал оракул? Думаю, что как и всегда, он и на сей раз оказался прав. – И он посмотрел на лепестки на полу и стебель в ее руке.

– Почему вы так жестоки ко мне? – со стоном спросила Эдит, тем самым признавая его превосходство над собой, и выпустила из рук стебель розы. – Мужчине не подобает насмехаться над беззащитной женщиной, на которую свалилось сразу столько бед.

По холодному лицу лорда промелькнуло нечто похожее на раскаяние и даже любовь.

– Простите, – произнес он, – я не хотел вас обидеть, но мы с вами взрослые люди, и должны иметь дело с фактами, а не с чувствами и увлечениями. Я всего лишь четко излагаю факты, не более того.

– И каковы ваши факты? – задала новый вопрос Эдит. – Я влюблена в Дика Лермера? Я это отрицаю. Не влюблена сейчас и никогда не была, хотя, согласна, что по-своему он притягивал к себе какую-то часть меня, даже когда другая часть ненавидела и презирала его. Что я не люблю Руперта, за которого выхожу замуж. Это я тоже отрицаю, но верно и то, что какая-то часть меня избегает его, хотя другая ценит его и уважает, ибо он выше всех нас вместе взятых, за исключением разве что Табиты. Будь он моим отцом или братом, я бы обожала Руперта Уллершоу. Вы наверняка думаете, что я выхожу за него из-за денег или его карьеры, или потому что боюсь навлечь на себя ваш гнев. Это тоже неправда. Не знаю, поймете ли вы меня, и смогу ли я объяснить это вам. Но я говорю вам, что хотя это погубило бы меня, ибо знаю, что вы сдержите слово, я бы поступила так, как вы предлагаете, а именно, перенесла бы заключение брака, чтобы впоследствии вообще расторгнуть помолвку, если бы не одна вещь. И вот какая. Я чувствую, что это мое личное отвращение лишь временное, что настанет время, а оно непременно настанет, когда от этого чувства не останется и следа, и что я полюблю его так, как желаю его любить, всем сердцем, душой и телом.

Лорд Дэвен пристально посмотрел на нее.

– Любопытно, весьма любопытно, – произнес он. – Нет-нет, я не смеюсь над вами, Эдит. Более того, я вам верю и не исключаю того, так оно и будет, хотя, возможно, слишком поздно. А пока, дабы покончить со злом дня нынешнего, скажите, вы отправитесь вместе с ним в Египет или будете ждать, когда оно произойдет, это внутренне перерождение внутренней женщины?

Похоже, у Эдит не осталось духа отвечать на этот усеянный колючками вопрос, потому что она лишь сказала:

– Я еще раз предложу поехать вместе с ним в Египет. Более того, теперь я желаю уехать, подальше от всех вас. А еще я хотела бы там умереть, пусть даже от этой жуткой холеры, – пылко добавила она. – Но я говорю вам, я знаю Руперта и теперь, как вы сказали, уже поздно. После этой кошмарной сцены за столом он не возьмет меня с собой, ибо будет думать, что, поступив так, он бросит на меня тень, что это будет своего рода признанием в том, что это я не хотела сопровождать его, а не он – брать меня с собой.

– Возможно, – ответил лорд Дэвен. – Я всегда считал, что нет ничего сложнее, нежели развязывать узлы. Поэтому мудро поступают те, кто их не затягивает.

После этих слов, сломленная духом и с болью в сердце, Эдит, пошатываясь, направилась к себе в комнату. Когда она ушла, лорд Дэвен выкурил еще две сигареты. После чего сел и с великим тщанием составил письмо, которое затем переписал набело и, адресовав полковнику Уллершоу, спрятал в стол.

Далее мы можем сказать, что Эдит была совершенно права. Хотя Руперт отдал бы все на свете, чтобы взять ее с собой, когда это было сказано ему на следующий день в присутствии лорда Дэвена, несмотря на все доводы и мольбы Эдит, он наотрез отказался взять ее в Египет, причем, именно по тем причинам, что она и предвидела. Он был слишком порядочен, чтобы решиться на любой шаг, способный, по его мнению, опорочить ее имя. Поэтому когда вмешался лорд Дэвен, Руперт довольно высокомерно ответил, что лишь ему и никому другому решать, что будет лучше для его супруги.

Таким образом, вопрос был окончательно решен.

День женитьбы запомнился Руперту как нечто туманное и суматошное. Большую часть утра он был вынужден провести в военном министерстве, уточняя детали предстоящей миссии. Оттуда он помчался домой, чтобы собрать вещи, переодеться и отправить багаж на вокзал Черинг-Кросс. В результате он успел в церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер лишь за несколько минут до прибытия невесты.

Шафер, его старый друг по службе в Индии, к которому он ездил в гости на следующий день после помолвки, отчитал его за опоздание и, усадив на скамью, велел надеть перчатки, а также спросил, куда он подевал кольцо. Последнее нашлось, но лишь после усердных поисков. Краем глаза заметив, что церковь полна модно одетой публики, Руперт решил, что все неодобрительно смотрят на него по причине его неряшливого вида, что так и было. Затем зазвучал орган, и вся эта нарядная конгрегация повернулась и устремила взгляды в проход. Друг наступил Руперту на ногу, ткнул локтем в ребра и громким шепотом велел просыпаться, так как к нему идет невеста.

Обернувшись, Руперт увидел, что сопровождаемая свитой подружек, высокая, бледная и прекрасная в белизне блестящего атласа и жемчуга по проходу к нему, словно этакое небесное видение, плывет Эдит. С этого момента он не видел больше ничего, даже лорда Дэвена, который вел ее под руку. Модно одетая конгрегация, епископ в мантии и другие священнослужители, суетливый, вездесущий шафер, сияющие улыбками подружки невесты, каменное лицо лорда Саутвика – все это исчезло. Не осталось ничего, кроме бледного, серьезного лица Эдит, на котором ее глаза сияли как звезды на рассвете. Он ничего не слышал вокруг себя, кроме ее «Согласна».

Потом все завершилось. Он запомнил лишь, как расписался в церковной книге, как поцеловал жену и мать, как они с Эдит в богатой карете отправились на Гровнер-сквер. Она спросила у него, доставил ли он на вокзал весь свой багаж, но не успел он ответить, как они уже остановились перед домом, где полицейские сдерживали зевак, чтобы те не мешали проходу. Помогая Эдит выйти из кареты, он услышал, как какая-то старуха сказала:

– Бедняга, он даже не знает, во что ввязался!

Эти слова показались ему верхом жестокости.

Затем состоялся свадебный раут, бесконечно долгая церемония, запомнившаяся Руперту множеством не известных ему лиц, а также комнатой, где были выставлены «многочисленные и дорогие» подарки. Гости пили шампанское. Лорд Саутвик предложил тост за здоровье невесты, назвав ее одной из самых красивых и очаровательных юных лондонских леди. Его предложение было встречено дружными возгласами, ибо все были с ним согласны. Закончил он свою речь панегириком в адрес Руперта. Коротко перечислив места, где тот служил, и полученные им за доблестную службу награды, лорд добавил, что убежден в том, что впереди нашего героя ждут новые, гораздо более почетные. И наконец, выразил сожаление по поводу того, что зов долга, которому наш доблестный офицер всегда был верен, вынуждает его оставить молодую красавицу-жену, правда, к счастью, ненадолго.