Жюль Верн - Маяк на далеком острове; Болид; Малые и неоконченные произведения; Драматические произведения

Неизбежной, в свою очередь, стала и констатация того факта, что многие придуманные мэтром изобретения воплотились в реальность. В этом отношении со мной согласилась и симпатичная мадам Верн.

— Многие люди говорят так же, — ответил Жюль Верн. — Это лестно слышать, но они ошибаются.

— А как же твои подводные лодки, Жюль? — вмешалась в разговор мадам Верн.

— Aucun rapport [891], — отрезал Верн, отвергая лесть.

— Mais si [892].

— Mais non [893]. Итальянцы изобрели подводную лодку за шестьдесят лет до того, как я создал капитана Немо и его корабль. И нет никакой связи между моей выдумкой и ныне существующими подводными лодками. Последние являют собой чисто механические создания. Мой герой, Немо, будучи мизантропом и не желая иметь никакой связи с сушей, берет движущую силу своего корабля, электричество, прямо из морской воды. Этот процесс основан на научных данных, потому что море содержит большие запасы электричества, впрочем, как и суша. Но способ использования этого электричества пока еще не открыт, так что я ничего не изобрел.

Потом мы коснулись вопроса о значении имен в литературном произведении.

— Я всегда вкладывал в имена героев определенное значение, — сказал Верн, — и когда подыскал имя Фогг, то был очень доволен и испытывал некоторую гордость. Оно было вполне обычно. И вместе с тем это была настоящая trouvaille [894]. Потому что Фогг — Fogg — означает не что иное, как brouillard [895]. Однако особый смысл образу моего героя придало имя Филеас [896]. Да, имена очень важны. Посмотрите на великолепную семейку крестников Бальзака.

Мы начали беседовать в богато обставленных парадных комнатах нижнего этажа: два продолжающих друг друга салона и расположенная рядом столовая, а снаружи располагался залитый солнцем садик со множеством цветов. Богатая обстановка, тяжелые бархатные портьеры, роскошные часы и зеркала, портреты в полный рост, венецианское стекло и редкие старинные вещи. Естественно, что мы, не прекращая разговора, поднялись на два пролета лестницы, ведущей в рабочие апартаменты писателя.

Рабочие помещения: одно для чтения — с массой книг, другое для творчества — с маленьким столом, на котором стоят перо и чернильница.

Все здесь было очень просто. Никакого шика. Географические карты на стене, а в кабинете несколько картин, в том числе акварельное изображение «Сен-Мишеля», яхты, на которой в свободные от работы великолепные дни неугомонной молодости Жюль Верн бороздил моря планеты.

В то время мы как раз говорили про reportage Americain [897], и я, желая сменить тему, заметил: «Здесь, судя по всему, ярда три книг!»

Он от души рассмеялся и вытянул руки, как бы измеряя полки.

— О да, — сказал он, — я написал по меньшей мере три ярда. А еще посмотрите на несколько ярдов переводов: на английский, французский [898], датский, итальянский — на все языки.

Восемь длинных полок были заполнены книгами с одним и тем же именем автора на обложке. Во внутренней комнате, где царил полумрак, стоял у окна маленький рабочий стол, за которым и были написаны почти все эти сочинения. На подоконнике виднелся баллон, использовавшийся вместо пресс-папье. А сразу же за креслом, возле стены, находилась подставка для трубок.

— Но теперь мне не позволяют курить, — произнес Жюль Верн тем же самым тоном, как когда-то заметил по аналогичному поводу Джордж Мередит [899]. — В этой маленькой комнатке собраны мои любимые книги, те, что всегда должны быть под рукой. Здесь вы найдете полное собрание сочинений Диккенса, — продолжал Верн с оживлением. — Вы же знаете, что я обожаю Диккенса. Я нахожу у него всё (так же, как и у Стерна [900], которого также очень люблю и много читаю): пафос и чувства высшей пробы. И характеры, характеры, a ne pas savoir quoi en faire [901]. Он расточителен и щедр подобно нашему Бальзаку, создавшему целый мир, по которому общество позднее смоделировало само себя.

Человеку бывает грустно, если жизнь его проходит по большей части в мире сером и пустынном. Верно, поэтому за бархатной занавеской находился стол, аккуратно сервированный двумя приборами vis-a-vis [902], подле разрисованного ирисами окна, выходившего в залитый солнцем, полный цветов садик. А возле рельефной каминной полочки, где попыхивал отливающий красным цветом самовар, внося свою ноту в интимный семейный комфорт, стояли рядышком два кресла.

Автор «Вокруг света в восемьдесят дней», «Пяти недель на воздушном шаре» и многих других восхитительных историй, героев которых полюбили сотни читателей во всех уголках мира, ведет счастливую, наполненную творческим трудом жизнь в Амьене, провинциальном французском городке, расположенном на пути от Кале и Булони к Парижу.

Любой житель Амьена может показать дом Жюля Верна: под номером один на улице Шарля Дюбуа; это прелестное, старомодное здание, находящееся на углу по-деревенски тихой улицы и широкого бульвара.

Маленькую дверь в поросшей лишайником стене открыла жизнерадостного вида старая bonne [903]. Услышав, что я пришла на заранее условленную встречу, она повела меня через мощеный внутренний дворик, ограниченный с двух сторон живописным строением неправильной формы с угловой башней сбоку, какие нередко встречаются во Франции в деревенских домах. Следуя за ней, я получила возможность мельком увидеть сад Жюля Верна: уходящую вбок буковую аллею, отбрасывающую щедрую тень на ухоженную лужайку с цветочными клумбами. Хотя стояла уже глубокая осень, все было в высшей степени опрятно и чинно, опавшие листья не лежали на широкой, посыпанной гравием тропинке, по которой каждый день прогуливается старый писатель.

Широкие каменные ступени ведут в оранжерею, засаженную пальмами и цветущими кустами; она образует уютную прихожую перед великолепным салоном, где через несколько мгновений меня встретили хозяева.

Прославленный писатель сразу же сказал, что роль мадам Жюль Верн во всех его триумфах и успехах необычайно важна. Трудно было поверить, что эта привлекательная и энергичная пожилая леди, сохранившая девическую живость и французскую espieglerie [904], в прошлом году отметила золотую свадьбу.

Жюль Верн своим видом ничуть не соответствовал обычным представлениям о великом писателе. Он скорее напоминал интеллигентного сельского джентльмена, который всегда носит черный костюм, что у большинства французов ассоциируется с профессиями адвоката или учителя. Пиджак его украшала крошечная красная бутоньерка, свидетельствовавшая о том, что ее обладатель имеет высокое отличие: является офицером ордена Почетного легиона. Его манера держаться скрывала возраст. Я бы не дала ему семидесяти восьми [905], так мало он изменился по сравнению с изображением на большом портрете, написанном лет двадцать назад и висевшем на стене, напротив портрета его жены.