Терран - Белый клык [СИ]

«Охотники сражаются с Гримм», — цитировали его историки. — «Отдавать свою силу Королевствам, позволить им использовать нас как средство для достижения своих глупых амбиций, обратить оружие друг против друга — самая ужасная ошибка, которую мы когда либо совершали. Посмотрите, чем это закончилось — мы убивали друг друга настолько хорошо, что теперь человечество рискует погибнуть, потому что его некому защищать! Это закончится здесь. Я закончу это. Охотники сражаются с Гримм, а не друг с другом — так было всегда, так будет и впредь».

Его примеру последовал сначала Атлас, а после и все остальные. Мировая Война, по всеобщему мнению, была закончена одним человеком, одной речью, обращенной в прямом эфире к защитникам человечества, истинным героям Ремнанта, что позабыли о своих обязанностях.

Это была хорошая жизнь. Кейан был ярким, харизматичным, сиявшим настолько ярко, что люди шли за ним в ад, ослепленные этим светом… а после он возвращал их обратно.

«Охотники сражаются с Гримм» — принцип, который вбивали всем Охотникам, во всех Академиях. Это работало далеко не всегда — слишком большим шилом в мягком месте обладали представители этой профессии, но достаточно, чтобы ему следовало большинство.

Но что должны делать Охотники, если Гримм начинают использовать людей?

Дверь его кабинета распахнулась — без стука, без спроса, но Озпин не дал себе труда обернуться: узнать эту уверенную походку, ритмичный перестук каблуков любимой ученицы он мог в любом состоянии.

— Я слышала о Джеймсе, — сказала Глинда, вставая рядом.

— Да. Теперь за безопасность фестиваля отвечает Атлас. Всюду солдаты и роботы…

— У Атласа сильнейшая армия в мире.

— Нет, Глинда… — тихо ответил директор. — Сильнейшая армия у Королевы.

— Будь это так, мы бы давно проиграли, — мягко возразила она.

Директор ответил не сразу. Прищурившись, он смотрел на внутренний двор своей академии, перепрыгивая взглядом с одной статуи на другую. Многие из них были посвящены одному из его воплощений, остальные — его ученикам, соратникам, соперникам…

— Первоначально она просто не воспринимала нас всерьез, — наконец сказал он. — Мы были забавным курьезом, непонятным для нее: созданные из Созидания и Разрушения, наделенные Знанием и Выбором — мы были настолько больше всего, что она видела прежде, что поначалу она просто изучала нас… как умела — глазами Гримм, нападениями и враждой, кровью и смертью. Когда она наигралась и попыталась уничтожить…

— На нашей стороне были четыре Девы — я помню времена, когда им поклонялись, как живым богиням. Серебряноглазых воинов были не единицы, как сейчас, а сотни. Многие, многие другие: нас защищали силы, которые ныне остались лишь в легендах и сказках. Поняв, кто является главным препятствием на пути к ее цели, Королева начала охотится на них — уничтожать, вырезать под корень легенды и все, что с ними связано. Уверяю тебя, Глинда, магии в Ремнанте было намного больше, чем ты можешь себе представить.

— Одна за другой, столетие за столетием… пришел день, когда легенды пали. Девы, чьи силы ты видела лично — то немногое, что мне удалось сохранить. Серебряноглазых остались единицы…

— В те годы Королеве пришлось выучить еще один урок: магия — не единственное, что мешает ей уничтожить человечество. Люди обладают душой, боги не просто так дали нам четыре дара: Созидание, Разрушение, Знание и Выбор — аура, Охотники, Прах и прогресс… когда Салем уже торжествовала победу, оказалось, что мы выросли достаточно, чтобы больше не нуждаться в защите сверхъестественных сил. Наше единство, наш разум и воля, позволили нам устоять.

Озпин замолчал, тяжело глядя в пустоту.

— Я должен был догадаться, — наконец признался он. — Она всегда приспосабливается. Она учится. Я сражался с ней десятки раз, если не сотни… и почти всегда погибал в этих битвах. Теперь она сделала следующий шаг, она собирается обратить нашу силу против нас. Она собирается сделать так, чтобы мы уничтожили себя сами.

— Если наш враг сделал свой ход, то, наверно, нам стоит сделать свой? — тихо, с явным нежеланием, наконец произнесла его ученица.

Передать силу Осенней Девы. Рискнуть жизнью и рассудком молодой девушки, которая и не представляет, что ей уготовано — она просто живет своей жизнью, радуется и смеется, грустит и плачет, влюбляется и печалится…

— Я слышал, что недавно племянница Кроу едва не победила Пирру Никос… — наконец сказал он.

Глинда напряглась.

— Я видел запись боя. Это было… интересно.

— У мисс Сяо Лонг большой потенциал, — напряженно признала профессор. — И великое будущее, как и у любой из ее команды. Она станет достойной Охотницей… если сможет укротить свой темперамент. Она импульсивна, безудержна, совершенно не думает о последствиях, прямолинейна…

— Как я уже сказал — я видел запись боя, Глинда, — мягко возразил Озпин. — И то, что я увидел, говорит мне, что она начинает все это осознавать. И работать над собой.

— … Вы же не думаете…

— Немного.

— Но идеальный кандидат — Пирра Никос. Мы все сошлись на этом.

— Это верно, — не стал спорить директор.

Отхлебнув кофе, он задумчиво прищурился.

— Мисс Никос идеальный кандидат, — наконец признал он. — Она добра, справедлива, скромна и очень, очень сильна для своего возраста. Просто по боевому потенциалу она уже на уровне опытного Охотника.

— Она идеальный кандидат, — повторил он. — Это понимаю я, это понимаешь ты… это понимает и наш враг. Она — очевидный выбор. Кроме того, мисс Никос — знаменита на весь мир, она общественная личность. Ее будет трудно охранять и не получится спрятать. А ведь именно скрытность — то, что хранило Дев все эти годы.

— Но мисс… Янг — племянница Кроу. Как… как вы собираетесь сказать ему об этом? Операция опасна. Она непредсказуема.

— Я не знаю, Глинда, — признался директор. — Он должен скоро вернуться. Я думаю, мы сядем с ним и обо всем поговорим. Уверен, мы найдем решение — мисс Сяо Лонг не единственная кандидатка, пусть даже, на мой взгляд, одна из лучших.

Несколько минут они стояли в тишине. Директор все так же, чуть прищурившись, смотрел на багровое солнце, уже почти скрывшееся за горизонтом, его ученица — нервно постукивала стеком о бедро.

— Знаете… я всегда хотела спросить вас…

— Да, Глинда?

— Вы помните… вашу первую жизнь?

— Если постараюсь… — признался человек, давным-давно уже им не являющийся и называющий себя Озпином. — Мне вспоминается дом из бревен, мягкая медвежья шкура под ногами… женщина, учившая врачевать — думаю, она была моей матерью.

— Врачевать? — удивилась женщина.

Директор лишь пожал плечами. Наверное, сейчас действительно было сложно в это поверить, но когда-то медицина была всем, чему он хотел посвятить свою жизнь.