Терран - Белый клык [СИ]

«И вот всегда так…» — с грустью подумал директор, откидываясь в кресле и рассеяно вертя в пальцах трость. — «Случайная обмолвка там, неправильное слово тут, слишком большие знания, опыт, взявшийся из ниоткуда… и они начинают задавать вопросы. А когда получают свои ответы — никогда не верят».

Сложно убедить других в том, что он — Реликвия Знания из старой сказки о Двух Богах и сотворении человечества, что обладает опытом, копившимся столетиями, что помнит тысячи жизней. Как правило, он оставлял подсказки при текущей жизни — и потом пользовался ими в следующей.

— Вы знаете, я давно живу на свете, мистер Браун, — проронил он, решив начать с преуменьшения века. — Я встречал много людей. Таких, как вы — тоже. Нечасто, что уже говорит очень о многом. Я бы хотел иметь вас на своей стороне, хотел бы сражаться плечом к плечу, но… вы уже выбрали себе цель жизни, вы видите путь, которому будете следовать. Эта цель — равенство фавнов, этот путь — Белый Клык.

— Мне очень жаль, мистер Браун, но знания, о которых вы просите, поставят вас в положение, когда вы осознаете, что наш мир куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, что притеснение и дискриминация фавнов — далеко не самые страшные проблемы Ремнанта, не самая большая угроза человечеству. Может статься так, что для решения этой проблемы придется пожертвовать вашей целью или, по меньшей мере, отложить ее в сторону. Прежде, чем требовать у меня ответов, спросите себя — вы вообще готовы сделать такой выбор?

— Не самая. Большая. Проблема, — все, что ответил ему Браун.

На мгновение Озпину даже стало интересно, не нападет ли фавн на него прямо здесь и сейчас, но преступник все же взял себя в руки, глубоко вздохнул и, когда заговорил, лишь чуть более хриплый голос, с приглушенными рычащими нотками свидетельствовал о его гневе:

— «Она», кто бы не стоял за всем этим, кто бы не использовал ненависть Адама в своих целях… Скажите мне, директор, когда мы остановим Белый Клык в Вейл… она что, просто пожмет плечами и скажет «Ну, не вышло… И ладно»? — спросил он и тут же сам ответил: — Нет. Она этого не сделает. Она попытается снова. Адам смог получить поддержку хотя бы части фавнов, как минимум — того, кого Хак назначил командовать подкреплением. Когда мы закончим здесь — мне придется разбираться с этим. Я не хочу и не буду действовать вслепую.

— «Она» — наш общий враг, Озпин. Вне зависимости от того, нравится ли это нам обоим или нет, нам придется сотрудничать и дальше. Так что не пудрите мне мозги и выкладывайте, что у вас есть.

— Хорошо, мистер Браун, — вздохнул Озпин после непродолжительной тишины.

Этот разговор не становился проще, сколько бы раз он его не начинал.

— Скажите мне… какая ваша любимая сказка?

Аккуратно прикрыв за собой дверь, Моррон неспешно прошел на середину допросной, присел на стул и, не глядя на своего визави, задумчиво пошевелил пальцами своей новой правой руки, в очередной раз пытаясь привыкнуть к ощущениям, к этому странному шелестящему шуму стальных механизмов.

Это было больно — врачам даже не удалось сделать ему правильную анестезию: как только он терял сознание, Проявление делало все попытки хирургов заранее обреченными на провал. Они обкололи его местной, но состояния полной нечувствительности добиться не удалось — химия сильно била его по мозгам, мешая контролировать свою особенность.

Незадолго до начала операции радостный хирург поделился с ним, что это вообще первый такой случай в истории.

Вот только славы медицинского курьеза ему не хватало…

Это было больно. Больнее, чем потерять руку, больнее, чем ампутация того скелета, что остался после атаки Адама: контакты вживлялись в кость, подключались напрямую к нервам. Не один раз. Не два. Десятки, сотни… каждый раз пуская по ним тестовый разряд.

«Твоя рука будет другой. Но она не будет хуже», говорили они.

Они солгали. Он не чувствовал ничего — ни прикосновения, ни движений, ни даже объема прикладываемой силы. Прямо сейчас даже взять в руку ничего не мог — все ломалось к чертям.

Ему будто снова было пятнадцать, он словно вновь вернулся в те странные первые недели после того, как пришло Проявление, не в состоянии правильно отмерять силу. Тогда он справился за месяц. Сейчас должен был успеть за несколько дней — фестиваль Витал близился. Все произойдет там, все решится тогда.

— И все-таки ты предатель, — наконец нарушил тишину Роман, тихо звеня наручниками, которыми его приковали к столу.

Браун перевел взгляд на преступника, несколько секунд внимательно смотрел ему в глаза, а после, дождавшись, когда тот отведет взгляд, со вздохом ответил:

— Смешно слышать обвинения в отсутствии чести от кого-то вроде тебя, рыжий.

Мир рухнет в тот день, когда он позволит Торчвику увидеть, что его слова, несмотря на всю ложность, все-таки укололи его. Он пошел против учителя, которым восхищался и уважал годами, он пошел против Белого Клыка Вейл и не хотел думать, что, возможно, ему придется пойти и против всей организации в целом — если все там поддерживают безумие Адама. Он работал со своими врагами, с гребанным «Железным Генералом», от которого бегал еще год назад в Атласе, заключил союз с Охотниками…

«Зато я наконец-то посмотрел Бикон» — невесело усмехнулся он про себя.

В самой известной академии Охотников было… хорошо. Беспокойно, иногда разрушительно весело, но хорошо. Подростки тренировались, дрались друг с другом, шутили, смеялись и кадрили девчонок, что благосклонно принимали чужое восхищение…

И это все приводило его в бешенство.

Где-то там, за пределами самого безопасного места в Королевстве, его народ моет туалеты, работает на износ в шахтах, живет на гроши и впроголодь, с наглухо заколоченными дверями в лучшую жизнь, а они здесь смеются и заигрывают со всем, что привлечет их внимание.

Он хорошо скрывал свои чувства — кажется, единственной, кто замечала тлеющие угольки, временами вспыхивающие в его глазах, была Блейк. Каждый раз, когда глухая бессмысленная злоба поднимала голову, она просто брала его за руку и начинала о чем-нибудь рассказывать: об очередной безумной истории из биконских будней вроде драки едой в столовой; сюжет недавно прочитанного романа; последние новости из Менаджери…

Его всегда успокаивал ее голос.

В конце она всегда говорила: «Они Охотники, Мор».

Она была права, конечно. Всю человеческую историю лучшие воины, обладающие сильнейшей аурой или мощным Проявлением, отрывались от сердца и отдавались в Охотники, профессию, единственным предназначением которой было убийство Гримм. Долгие века до Мировой Войны и долгие годы после они держались в стороне от всех внутренних дрязг и споров. Даже во времена Войны за Права они не вмешались в открытую, разве что намекнули правительствам, чем все это обернется, если срочно не закончить войну прямо здесь и сейчас — и никто, кроме совсем уж сумасшедших идиотов, не обвинял их в этом.