Мирко Пашек - Ловцы жемчуга

Он остановился и огляделся по сторонам, словно опасаясь нападения.

Ловцы стояли неподвижно, но глаза их сверкали. Казалось, в них горели крохотные огоньки, которые каждое мгновенье могли превратиться в бушующее пламя. Да, они были поражены этой неожиданно наступившей ситуацией; они чувствовали в себе какое-то новое для них ощущение — ощущение своей силы. Оно опьяняло их, они чувствовали, что это они хозяева положения, и что сериндж их боится.

А серинджа охватил ужас, и от страха лицо его побледнело; сейчас он напоминал большую тучную свинью, то нечистое животное, которое проклял сам пророк. Сериндж боялся их!

Минуту они стояли неподвижно — толпа смуглых ловцов и грузный мужчина, похожий на свинью, только еще хуже этого нечистого животного, потому что он был полон бесконечной жестокости, охвачен страшной злобой, и которого аллах должен покарать, как покарал он хаджи Шере.

— Иншаллах! — нарушил тишину Шоа. — Свершилась воля аллаха. Гнев аллаха настиг нахуду!

— Да! Потому что утонуть при большом волнении нельзя! — выкрикнул молодой сомалиец; он был еще ребенок, и сердце его было детски мягкое.

— Аллах велел так…

— Молчи! — оборвали его. Нахуда был уже забыт, они смотрели на серинджа, который стоял среди них, словно в кругу судей.

И страх серинджа внезапно перешел в ужас, кровь застыла у него в жилах, и взгляд его невольно был направлен к небу, словно взгляд того, кто ожидает смерть— и там он нашел спасение.

— Гнев аллаха! — вскрикнул Бен Абди, указывая пальцем на небо, по которому черная туча неслась прямо на корабль. — Гнев аллаха грозит нам, о люди!

Ловцы испуганно смотрели на небо. В этот миг снова налетел порыв ветра, и парус сразу надулся, издав звук, напоминающий щелканье бича.

— Спустите паруса! — закричал сериндж. — Быстрее, аллах, да покарает вас!

Ловцы вздрогнули; ощущение силы исчезло и остался только ужас. Тот неясный ужас перед всем таинственным и непонятным, который привился у них еще в детстве и сопровождал их всю жизнь.

— Аллах акбар! — зашептали они.

— Поверните корабль! — кричал сериндж; он снова был хозяином положения.

Все послушно разошлись по своим местам. Корабль повернули назад, все паруса были убраны, кроме косого паруса на носу, но и его было достаточно, чтобы судно стремительно неслось по волнам, покрытым белой пеной и словно кипящим. Туча уже закрыла все небо, и лишь узкая полоска на горизонте играла красками солнечного заката. Приближался шторм. Но «Йемен» успел вовремя вернуться в Джумеле и укрыться в его небольшой гаваны.

В Джумеле ловцы опомнились и обступили серинджа, требуя отмены способа «трое в хури» и возвращения к прежнему способу лова. Им казалось, что этот способ придумал покойный хаджи Шере, и теперь все должно перемениться.

Сериндж Бен Абди выслушал их и захохотал. Он уже не чувствовал ни страха, ни ужаса, он был уже не один, за его спиной виднелся Джумеле, в котором находился каид. Он смеялся над их глупостью. Он смеялся и от гордости за свою выдумку. И он мстил своим смехом за те неприятные минуты, которые ему довелось пережить.

— Вы ловцы жемчуга, — сказал он. — Ловцы не должны лениться!

— Нельзя нырять при таких волнах, — возразил Шоа, поняв его намек.

— Но можно нырять, когда вас трое в хури, — усмехнулся сериндж и, почесав себе спину между лопатками, добавил:

— Иншаллах.

И ловцы опустили глаза, с ужасом вспоминая черную тучу, эту, как им казалось, тень на лице аллаха. Они поняли, что потерпели поражение.

А господин Попастратос в это время был уже на пути к берегам Йемена, к Ходейде.

Очевидно, господина Попастратоса хорошо знали в Ходейде, потому что турецкие чиновники, поднявшиеся на корабль в порту, вели себя с ним как старые друзья; Йемен тогда был еще частью Оттоманской империи.

Сначала господин Попастратос отправился в кофейню. Но он выбрал не йеменскую кофейню, потому что он терпеть не мог кофе мур, а турецкую, где и заказал себе кофе, приготовленное по-турецки, т. е. без приправ, и подаваемое в медном сосуде, в котором оно и варится.

Йеменское кофе — лучшее в мире, и господин Попастратос знал это не только по слухам. Кофе это было названо — да и сейчас оно так называется — мокко, в честь маленького порта Эль-Мокка, или Моха, в южном Йемене. Настоящее мокко всегда было, да и будет всегда, невзрачным на вид. Бразильский плантатор с презрением бы высыпал его. Зерна мокко неправильной формы, различного цвета и величины, чаще всего мелкие. Но ведь кофе это напиток, и нечего его разглядывать. А чашка настоящего мокко привела бы в экстаз и бразильского плантатора.

Попивая кофе, господин Попастратос с любопытством следил за уличной толпой. Было еще рано, но там двигались караваны верблюдов и мулов, которые несли мехи с водой из Эль-Хохи. Ходейда — самый большой порт в Йемене, но там нет питьевой воды. Вода в колодцах и источниках не может даже называться водой; иногда она соленая, иногда зловонная, но всегда отдает болотом.

Господин Попастратос знал, что когда-то турки построили в Ходейде установку для опреснения морской воды; с того места, где он сидел, мог видеть ее развалины. Тогда по трубам текла дистиллированная вкусная вода. Но йеменские имамы [6] Имамы — князья, знать. объявили это гарамом — грехом, потому что в коране об этом нет ни слова. И они подстрекнули толпу разрушить эти установки. А дальше все пошло своим порядком, богатые пили чистую, вкусную воду, которую привозили с гор, а бедняки довольствовались зловонной жидкостью из колодцев и часто умирали.

Господин Попастратос неожиданно засмеялся. Смешно: в коране ничего не говорится об опреснении воды! Ха-ха-ха! Потом он снова отхлебнул кофе и, повернув голову, стал рассматривать дома, которые были видны ему в окно. Все они были многоэтажные и очень красивые. Однообразные украшения около окон, шпили на крышах, но главное — классически прямые линии очертаний — все это делало их достойным внимания кого-либо из европейских архитекторов. Но ученым архитекторам-европейцам были неизвестны узоры, применяемые для украшения домов в Южной Аравии; в Южной Аравии ученых архитекторов, которые бы писали трактаты о своих проектах, конечно, нет — есть только доморощенные зодчие, которые все делают по-своему… но не хуже любого архитектора!

Господин Попастратос снова засмеялся. Все смешило его: и это опреснение воды, о котором Магомет ничего не говорил, хотя он и был пророком, и эти йеменские здания, необычайно привлекательные, хотя они и строились глупыми, темнокожими рабочими…