Сергей Семенов - Мир приключений, 1927 № 07

— Может быть одна — крашеная? — булькнул Кумов в пивную пену.

— Вопрос об окраске не будет иметь существенного значения, — серьезно сказал Скулович.

— Значит, нам не ждать красочного рассказа? — снова съехидничал Гапченко.

Слушатели запротестовали:

— Будет вам тужиться, Гапченко.

— Не всякая острота удачна…

— Рассказывайте, Иван Станиславович.

— Извольте. Только условимся: всякие вопросы в конце. И не позволяйте ревизору движения Гапченко ревизовать движение моего рассказа. Ибо всякому его вмешательству сопутствует неизбежная спутница — скука.

Лоб Скуловича вновь принял колумбово выражение.

— Смирновск, как вам известно, является распорядительной станцией нашей дороги. Город прекрасный, только кличка не по шерсти. Вечно там заваривается какая-нибудь каша. В момент настоящей истории охрана станции возглавлялась неким Чаусовым, одним из помощников которого состоял Жбанков. А на приеме телеграмм сидела этакая аппетитная блондиночка, Калерия Львовна. Если у нее была фамилия, то эта фамилия была известна разве только в списках личного состава, а сослуживцы знали блондинку просто, как Калерию, иногда — как Калерию Львовну. Жбанков являлся активнейшим работником, что называемся, без страха, но, — везде можно найти это но, — с одним маленьким упреком: когда был свободен, он неотлучно торчал возле Калерии. Такова уже притягательная сила блондинок. Так было и в то майское утро, когда ускоренный № 7–6 ждал своего отправления.

Перед самым отходом поезда была получена шифрованная служебная депеша с Сибирской линии. Депеша предупреждала о возможности нападения на поезд, с которым, как нам было известно, отправлялись под сурдинку большие ценности. Далее высказывалось предположение, что с поездом следует один или несколько бандитов. В общем — определенных указаний никаких.

Ценности на всякий случай задержали, однако поезд необходимо было отправить. Несомненно, пассажиры подвергались некоторому риску, но что же делать?

Чаусов, к слову сказать, человек, склонный к жвачке, растерялся и не знал, что предпринять в предупреждение действий бандитов. Он метнулся на телеграф.

— Жбанков, иди сюда… Головоломное дельце, брат… Ты у нас в советские Шерлоки метишь. Ну-ка, шевельни мозгой…

Чаусов рассказал, в чем дело. Глаза Жбанкова загорелись. Сейчас, по привычке, усы теребить. А усы у него — две чернильные кляксы под самым носом.

— По составу проходили?

— Проходил. Ничего, на мой взгляд, подозрительного.

— Охрану усилили?

— Усилил, насколько возможно.

— Частные телеграммы смотрели?

— Нет.

— Идем к Калерии.

Чаусов и Жбанков просмотрели поданные телеграммы.

— Похоже на шифр, — сказал Жбанков, вертя в руках бланк, исписанный тонким, красивым почерком. — Как вы думаете?

Чаусов прочел:

«Станция Песчанка. Востребования. Лузгиной. Масло прибудет седьмым. Погода прекрасная. После операции сердце останавливается, температура сегодня 37,5. Встречайте. Ребятишек поцелуй тысячу. Жесткий».

— Телеграмма подана 9.15, сейчас 10. Передали? — спросил Жбанков.

— Сейчас передаем.

— Задержите пока.

Чаусов и Жбанков тихо совещались.

— Телеграмма самая обычная. Ничего подозрительного не вижу, — настаивал Чаусов.

— Взгляните в окно, — волновался Жбанков. — С утра льет дождь, а тут — «погода прекрасная».

— Да, пожалуй…

— «Погода прекрасная» надо понимать: «все идет хорошо». Не заметили, кто подавал бланк? — спросил он Калерию.

— Не обратила внимания, кажется, носильщик. Вы же сами знаете, сегодня просто завалили телеграммами.

А сама на Жбанкова этаким упрекающим взглядом. Жбанков даже губу закусил, — досадно стало. Он вспомнил: стоял около, когда Калерия машинально считала слева, ошпаривая его глазами. И он взглянуть не догадался, занят был рассматриванием белокурых завитушек у ней на висках.

— Оплошали… — Жбанков отвел Чаусова в сторонку. — Знаете, что? Я сам махну с поездом. Переодевшись. А телеграмму надо отправить. Это поможет задержать кого-нибудь из шайки. Потом, я уверен, телеграмма только подтверждает заранее выработанный план. Так что, отправим или нет, нападение все равно произойдет.

— Но где и каким образом?

— Если бы бандиты нам любезно сообщили, тогда и говорить было бы не о чем. Все же можно догадаться о главном. Как это бывает? Останавливают в глухом месте поезд и — пожалуйте бриться!.. Надо следить за тормозами.

После всестороннего обсуждения телеграмму решили отправить по назначению. Охране станции Песчанка послана шифрованная — следить за адресатом и принять меры.

Встречный поезд из Песчанки выходил в 16,20. От Смирновска до Песчанки 445 верст. Поезда встречались на ст. Гнилово, — 340 верст от Смирновска.

Учтя все это, Жбанков решил, что нападения раньше 340-й версты ждать не следует, иначе теряла всякий смысл телеграмма, посланная, так сказать, в пространство.

Подпись «Жесткий» явно была вымышленной.

Жбанков ломал голову, стараясь проникнуть в сложную задачу шифра.

Его глаза блестели, как маслинки, он все время пощипывал хвостики под носом, Чаусов даже рассердился:

— Сколько раз тебе говорил, сбрей эти придатки. Ведь раз увидишь — на всю жизнь запомнишь эту мерзость.

— Дело не в этом. Усы — пустяк, раз плюнуть…

Жбанков в поезд не входил, чтобы не бросаться в глаза. Однако, набросив красноармейскую шинель, вдоль состава несколько раз прошелся. Все время моросил мелкий надоедливый дождь, тепло было, как в бане. По платформе растерянно бегал какой-то молодой парень с чайником в руках.

— Браток, не знаешь ли, где наши, челябинские? — парень поймал Жбанкова за рукав. — Вагон потерял, мать честная…

— Номер надо замечать.

— Какой там номер! Мы неграмотные. Вот, язви их душу! — парень с сокрушением вздохнул и полез наугад в первый попавшийся вагон.

Жбанков машинально скользнул глазами по составу. Как гвоздь вклинилась в сознание мысль: «Здесь:» На новенькой зелени вагона III-го класса стояло:

ЖЕСТКИЙ 1000.

Жбанков бросился в дежурную комнату.

Через пять минут поезд отошел, с опозданием на четверть часа.

В отделении восемь человек.

Чистенький, круглолицый гражданин, с бачками, типа Чичикова, пьет чай с вареньем.

Он очень словоохотлив и уже успел всем сообщить о цели своей поездки — в Фергану, по делу хлопкотреста. В пятнадцатый раз он подвигает баночку с вареньем своей vis-a-vis, хорошенькой блондинке, предлагая «подсластить внутренности», как он картинно выражается.