Константин Кузнецов - Механическая пустошь

— И что с того?

— Ну это же не по закону!

На лице странника возникло заметное недовольство.

— По какому еще закону?

Землеройка пожала плечами:

— Ну не знаю: наверное, по закону жизни.

— Вот именно жизни. А эти куски мяса, им уже неподвластны, — равнодушно ответил странник. — Пустыня не терпит благородства, запомни это.

— А как же Всевышний?

Вопросы вызвал лишь некое отвращение. Надвинув шляпу на лоб, он вернулся на тракт и обернувшись, изрек:

— Думаю, он будет не против.

Закутавшись в пончо, Тальпа в очередной раз мысленно поблагодарила странника за совет не брезговать теплой вещью. Придвинувшись поближе к костру, она вдруг осознала, что пламя совершенно ее не греет. А вот накидка мертвеца, из шерсти яка, напротив, оказалась настоящим спасением. И ведь разница в высоте невелика: четыреста, максимум пятьсот футов, а холод пробивает до самых костей.

В отличие от своей спутницы, странник не замечал пронизывающего ветра. Раскрыв свой плащ, под которым виднелась холщовая рубашка и вязаный пуловер, он попивал травяной отвар, наслаждаясь звездным небом.

Перестав отбивать зубами морозную дробь, землеройка пригубила приготовленный согревающий напиток, и кажется, окончательно пришла в себя.

Так они просидели час, а возможно даже больше. Без всяких слов, в полной тишине, и только тревожные ночные звуки заставляли их отвлекаться и обмениваться взглядами. Наконец, Тальпа не выдержала. Возможно время для откровенного разговора еще не настало, но она больше не могла терпеть. Ее разум требовал ответов. И не просто красивых историй, а именно фактов. Куда и зачем направляется одинокий путник, которого она выбрала себе в попутчики. Землеройка считала, что имеет право знать хотя бы это.

Набравшись смелости, она открыла было рот, но так и замерла на месте. У самой границы, где свет от костра пожирала призрачная тень, стоял маленький мальчик.

Накрыв ребенка пончо, а сверху еще плащом, Тальпа в ужасе уставилась на кровоподтеки, опухоли и ссадины, — на крохотном тельце не было живого места. Слезы наполнили глаза, потекли по щекам, землеройка не могла сдерживать эмоции. Она прижала к себе найденыша, стараясь передать ему как можно больше собственного тепла. Только вместо успокоения, мальчика внезапно охватила дрожь. Застучав зубами, он попытался улыбнуться. Но у него ничего не получилось.

— Кто с тобой это сотворил?! Прошу, ответить мне!

Мальчик открыл глаза, в которых отразилась неимоверная боль. Все те страдания, что он испытывал в том самом месте, откуда ему посчастливилось сбежать. Тонкая ручка приподнялась вверх и палец уткнулся в густой сумрак, где угадывались очертания горных вершин.

— Они держали тебя в плену? Издевались?! Били?! — засыпала его вопросами Тальпа.

Повернувшись на бок, мальчик продемонстрировал землеройке свою изрезанную шрамами спину. Она вздрогнула, и инстинктивно потянулась к глубоким рубцам. Пальцы коснулись тонкой кожи.

Виденье, словно вихрь ворвался в ее голову.

Мальчик бежал по узкому коридору, и в свете чадящих ламп, виднелись узкие решетчатые проемы из которых к нему тянулись десятки совсем еще детских ручек. И каждая цеплялась за него как за спасительную соломинку, оставляя на коже крохотный кровавый след. Своеобразное послание, с призрачной надеждой на спасение.

Мальчик встретился с Тальпой взглядом, тяжело вздохнул и сомкнул веки.

Какое-то время землеройка пыталась вернуть его к жизни. Трясла за плечи, прижимала к себе ватное тело, но все попытки были тщетны.

Дар присел рядом, приобнял ее за плечи и тихо произнес:

— Отпусти, ему уже не поможешь.

— А всем остальным?! — Наполненный горем взгляд уперся в странника.

— Если мои догадки верны, то и остальные узники Колыбели, обречены.

— Но почему?

Тальпа закрыла лицо руками и ее плечи содрогнулись под тяжестью нахлынувших эмоций.

— Таков мир-после-потопа. Он обрекает на смерть невинных и оставляет в живых недостойных, — сухо констатировал Дар.

Покачав головой, землеройка устало прохрипела в ответ:

— Мир может каким угодно, а вот люди не меняются!

— Прости, но как раз люди и есть истинные коренья зла. Теперь им плевать на все что их окружает. Безопасность — вот главный идол новой эпохи. А благородство, помощь ближнему и прочая ерунда — все от лукавого.

— Так вот значит из какой ты породы?

— Значит из такой, — с печалью в голосе согласился странник.

— Безумие! — взвилась Тальпа. — Сначала мертвые погонщики, теперь вот невинное дитя, — а ты говоришь о безразличие! Скажи сколько еще могил мы должны соорудить, что бы ты наконец очнулся?!

Странник тяжело вздохнул:

— Количество не важно, даже если их число станет измеряться сотнями. Цель которую я преследую подразумевает жертвы.

— ТЫ самый настоящий кретин! — окончательно взвилась землеройка. — Решил посягнуть на весь этот гребанный мир?! Только знаешь что я тебе скажу: твой благородный порыв попахивает дерьмом! Уж поверь мне — вечной изгнаннице. Испокон веков существует одна простая истина. Есть возможность — помоги, в противном случае — не тряпи языком. А высокопарные фразы можешь засунуть себе в задницу. Тем, кто нуждается в помощи они без надобности. Ну как тебе такая философия?

— Разумно, — задумчиво произнес Дар, а потом немного подумал, и добавил: — Но что если потеряв время сейчас, я не смогу наверстать его потом и в конечном итоге потерплю поражение? Как быть в этом случае?

Тальпа недовольно поморщилась. Ее лицо мгновенно стало серьезным. Возможно по причине того, что она попыталась посмотреть на ситуацию с другой стороны.

— Твой путь только твой, и ничей иной, — внезапно произнесла она слова своего отца. — И чему быть, того не миновать…

Брови странника поползли вверх. А землеройка продолжила говорить:

— Неизбежность, мать ее! И никакие ошибки ее не изменят. Ни через полнолуние, ни через десять. Так меня учили мои родители. И не думаю, что это правило не сработает в твоем случае… Старайся жить здесь и сейчас. И тогда ты поймешь, что протянуть руку помощи сегодня, гораздо важнее, чем постараться сделать это завтра.

Нельзя было не заметить как странник задумчиво закусил губу.

— Как ты сказала: здесь и сейчас?

— Ага, кажется раньше был такой слоган, — после недолгой паузы, землеройка все-таки стушевалась и заметно покраснела.

Дар опустил руки на колени и задумчиво уставился в костер. Угольки еще нервно подрагивали между поленьев, делая глубокие вдохи. Буквально за пару секунд странник вновь превратился в неподвижное изваянье: вроде бы живое, но какое-то жуткое, лишенное всяких признаков жизни.