Константин Кузнецов - Механическая пустошь

— Пережить своих собратьев, — догадался странник и вытянув шею принюхался к тяжелому запаху разложения.

Резко обернувшись, рыцарь коротко кивнул:

— Ты тоже воин?

— Что-то в этом роде, — откликнулся странник изучая узкий, высотой в человеческий рост, проход.

— Значит вы поймете меня. Смерть в бою — это почет и вечная слава, которую разносят по земле менестрели. А колдовство — кара, посланная нам за наши грехи.

Дар замер и обернувшись, с серьезным видом посмотрел на незнакомца:

— О каком именно колдовстве идет речь?

Вмесито ответа, тот извлек из-под рубахи деревянный знак спасителя, и порвав нить, с силой зажал его в ладони. На дрожащем лице появились кривые нити слез.

— Но ведь это не возможно… — с придыханием прошептала Тальпа, словно боясь нарушить сокровенную этого жутко склепа.

Незнакомец ничего не ответил. Его взгляд был приковал к мертвым, лежащим вряд, телам.

— Юрстан, Ганц, Фредерик и Лоренс, — наша боевая пятерня. До сих про не могу поверить, что наш великий путь оборвался в этом проклятом месте.

Странник кивнул, продолжая рассматривать покрытые паутиной и пылью черепа мертвецов и их истлевшую одежду.

— Я молюсь за упокоение их душ, — дрожащими губами прошептал рыцарь.

Самодельная усыпальница была низкой и сырой. Вода была везде. Под ногами, на потолке, даже стены были покрыты тонкой пленкой. Впрочем, одежда и вещи мертвецов оказались сухими.

Масляные фонари нашлись здесь же среди дорожных тюков и корзин с провиантом. Дар расставил их по углам, но призрачный свет мало что изменил, придав этому месту еще больше зловещей обреченности.

— А что это за символ? — Дар указал на выцветшую тунику.

— Герб нашего ордена, — охотно ответил рыцарь. — Яркое солнце символизирует будущее, а ворон и пара мечей — мудрость и способ достижение цели.

— Кальварейцы, рыцари просвещения, — внезапно прошептал странник. Кажется он сам не мог поверить собственным словам.

— Совершенно верно, — откликнулся незнакомец. — Мое имя, Густав де Бреньи, родом с западной Фириции.

— Рыцарь? — теперь настала пора удивляться Тальпе. Раньше она никогда не слышала такого странного обозначения или звания. Впрочем, стоило ли теряться в догадках. И она просто спросила: — А кто такие эти самые рыцари?

Густав наградил девушку пренебрежительным взглядом, словно она сготовила ему суп из болотных лягушек.

— Ваше невежество меня поражает, молодая леди.

— Невежество? Да как ты смеешь! — она едва удержалась, чтобы не накинуться на обидчика.

— Хватит! — резко оборвал ее Дар. — Помолчите оба!

Присев возле крайнего тела, странник вытянул руки перед собой и опустил голову. Наступила тишина. Только неприятная капель, не послушав странника, продолжала свой непрерывный счет.

Время шло, но Дар продолжал молчать. Со стороны могло показаться, что он дремлет. Тальпа и Густав обменялись растерянными взглядами, и в этот самый момент, странник встрепенулся и быстро спросил:

— Сколько вас было?

— Пятеро, — медленно протянул рыцарь.

— Укрылись от непогоды?

— Да, начался сильный ураган.

— А что было дальше?

— Я не помню.

— Вспоминай! — потребовал странник.

— Не помню!

Покинув свой каменный насест, Дар оказался рядом с рыцарем — так близко, что их уста едва не сомкнулись. Большой палец коснулся лба Густава.

— Вспоминай! Иначе обретешь свое ложе рядом с ними, — он указал на мертвецов, и его палец буквально впился в кожу.

Тьма была настолько густой, что казалось она может не просто окутать, а пожрать все живое даже жалкой крупинки. Рыцарь устало приподнял голову, которая отчего-то весила тяжелее пушечного ядра. Попытался оглядеться еще не осознавая, что не сможет различить даже кончиков собственных пальцев.

Тогда он решил подать голос. Тихий, нерешительный, будто его горло выдержало не одну веселую песню. Впрочем, так оно и было. Он прекрасно помнил, как еще пару часов назад со своими собратьями по оружию распил целый бочонок вина. Потом оставил на смене Ганца, дал ему пару неразборчивых указаний, и благополучно отправился спать. Все вроде бы так. Но ведь лампады должны были гореть как минимум шесть, а то и все восемь часов.

Рыцарь вновь охнул и назвал всех по именам. И опять ответом стала тишина. Лишь отдаленный шорох вырвался из пустоты и мгновенно исчез, как и не бывало.

Сбивчивые предположение заставили рыцарский гнев немного поутихнуть.

Поэтому он рассудил очень просто. Ему необходимо встать, найти лампу, зажечь огонь и собственными глазами убедиться, что все в порядке, а не потворствовать тревожным рассуждениям. Потянувшись за мечом, Густав уже собирался опереться на колено, но тут его рука нащупала нечто крохотное, но твердое, напоминающее сухую ветку. Только это была вовсе не ветка. Мысли хаотично закружились в голове, ну а ладонь, в панике, принялась шарить по земле, словно ища опровержение. И нашла. Правда легче от этого не стало. Напротив, когда рыцарь приблизил находку к себе, то ощутил как по спине пробежал неприятный холодок.

Образ гладкого с трещинами и дырами для глаз черепа нарисовался вполне осознано. В ужасе Густав откинул находку и мгновенно вскочил на ноги.

Когда походный фонарь — лампады он так и не обнаружил — оказался у него в руках, прыгающие искры упрямо отказывались попадать на фитиль. А всему виной пальцы — они дрожали, словно у знатного пропойцы.

— Сохрани меня спаситель! Избавь от чар дьявольских и его мрачных соратников, слуг его малых и великих, — шептал себе под нос рыцарь. Но от этого не становилось легче.

Как же ему хотелось верить, что все это обычный ночной кошмар. Однако факты упрямо твердили обратное.

Тусклый свет все-таки вырвался из стеклянного заточения, фонарь мгновенно взмыл вверх, пытаясь отвоевать у тьмы как можно больше пространства. И когда это произошло, все сомнения отошли на второй план. Истина оказался ужаснее самого жуткого кошмара.

Густав очутился в аду!

Сколько времени прошло с момента осознания до способности снова двигаться, Густав не помнил. Подняв фонарь, он молча направился к лежащем у стены мертвецам. Впрочем, когда он приблизился, то испытал новый приступ страха, связанного с полным непониманием происходящего. Еще пару часов назад его братья по ордену были живы, а теперь от них остались лишь жалкие кости завернутые в истлевший саван. И именно этот факт, выбивался из последовательной цепочки событий. Даже если предположить, что здесь имело место смертоубийство, то внешний вид мертвецов не вписывался ни в одну более менее правдоподобную историю. Ведь по всем признаком они пролежали здесь целую прорву времени исчисляемую сотней лет.