Константин Кузнецов - Механическая пустошь

— А вот это мы и проверим. Отряд во главе с лейтенантом Моргеном уже приближается к кривому повороту, — проскрипел архивариус.

Люди с яркими металлическими бляхами в виде грозного ока, действовали стремительно и умело. Почти также умело как их предшественники, но более осмотрительно.

Лейтенант Морген замер напротив стойки и требовательно постучал ладонью по столешнице.

— Хозяйка! Хозяйка!

Мамаша Бетси седела рядом с мужем на широкой кровати для постояльцев и сложив руки, как прилежная ученица, не шевелилась.

— Ты что оглохла?! — возмутился лейтенант.

— Я слушаю вас, — ответила хозяйка. Тихо и осторожно.

— У меня к тебе масса вопросов, — немного растерявшись продолжил Морген. — В твоих интересах на них ответить. Иначе…

— Иначе что?.. — перебила его хозяйка. — Чем ты хочешь мне угрожать.

К лейтенанту приблизился один из солдат и что-то шепнул на ухо. Лицо Моргена вытянулась, а на скулах заиграли желваки.

— Здесь были охотники, так? Отвечай, мне уже надоедает говорить с пустой. Люди Рича Свенсона, где они?

— Все здесь, — равнодушно произнесла хозяйка и указала кивком на темный угол, где возвышался ящик с приправами.

Лейтенант сделал шаг в направлении и остановился прямо на полпути.

Трупы охотников были аккуратно сложены в ряд. Как и полагали местные традиции — руки скрещены на груди, глаза и рот прикрывают медные пластины.

— Твою мать! Что это такое?! — вскрикнул Морген, заранее зная ответ. Рука потянулась к кобуре.

— То что ты искал, — в голосе хозяйке сквозило ледяное равнодушие. Немного подумав она добавила: — Мой тебе совет: убирайтесь отсюда! А если решишь рыть носом, то учти близнецов я тебе не отдам. Ни тебе, ни твоему гадкому шерифу!

— Заткни свою пасть! Взять их. Живо! — взревел лейтенант. Он словно не слышал этих предупреждений.

Солдаты кинулись к кровати, но командный голос ветерана заставил их остановиться и попятиться назад. Резким движением он дернул военный мундир, пуговицы затрещали по швам и разлетелись в стороны.

Переглянувшись, солдаты растерянно уставились на лейтенанта. Впрочем, им это мало чем помогло. Он также как и его подчиненные не знал как реагировать на выходку старика.

Чуть выше пояса, прямо под грудиной, виднелся пояс из бордовых тротиловых шашек. Связаны они были аккуратно, фитиль в пучок, а главный тянулся к шее.

Улыбнувшись во весь беззубый рот, ветеран от всей души затянулся пузатой сигарой. Его недуг на время отступил, вернув его в реальность. Впрочем, сейчас она не сильно отличалась от болезненных воспоминаний. И все-таки бывший гвардеец был счастлив. Впервые за долгие годы болезни он чувствовал в себе силы. А страх в глазах противника только подогревал затухшее сердце.

— Ну что уставились, выродки? — поинтересовался ветеран. — Или не расслышали что сказал моя любимая женушка?

Это выглядело вызывающе и настолько неправдоподобно, что лейтенант закусив губу, попятился назад.

— А ну стоять! — взревел ветеран. Сигара зло запрыгала во рту. Ее кончик едва коснулся фитиля, но искры не выдал.

— Успокойся, старик, — выставив руки вперед Морген предпринял попытку все решить мирными переговорами.

— Сынок, по-моему ты меня не понял! — улыбка стала хищной. — Не в твоем положении говорить такое. А ну живо на колени. Все до единого. И пукалки свои выбросили. Вон, к этим олухам, — старик указал на неподвижные тела охотников. Иначе все взлетит к собачим богам!

В серьезности намерений никто не усомнился. Поэтому непрошенным гостям ничего не оставалось как подчиниться.

— Вот и славно ребятки, — выдал ветеран и обернулся: — А теперь дорога говори, тебя больше никто не посмеет прервать.

Мамаша Бетси благодарно кивнула, утерла рукавом выступившие слезы. Собралась с мыслями и начала свою исповедь:

— Я прожила в этом месте всю свою жизнь. И до Потопа и после это место принадлежало моей родне. Семейство Честеров, может быть слышали о таком.

Никто из растерянных слушателей не отреагировал. А хозяйка продолжала:

— У нас существовали правила: относись с добром и воздастся тебе по делам твоим. Так учил меня отец, а отца его отец. Даже табличка с этим изречением висела над входом. И это работало. Постояльцы попадались нам все больше честные, благодарные. Невероятное счастье. Представляете, здесь, на Кривом повороте мы обрели свой крохотный рай. — Мамаша Бетси тяжело вздохнула. И стало понятно, что она переходит к неприятной для нее части повествования. — А потом случился Потом. — Она замолчала. Прислушалась к тишине, словно кто-то должен был поддержать ее рассказ. Но этот тяжкий груз лежал только на ее плечах. — Я не устану проклинать это время. Жуткое время небывалых перемен. Высохшие моря, мор и голод — все можно было выдержать. Все кроме изменений которые претерпел сам человек. — Она вновь замолчала собираясь с мыслями. — Я пыталась убедить себя, что во всем виновата животная сущность. Но даже хищнику присуще сострадание. А Потом изменил в нас нечто большее. Он превратил нас в слепцов. Не в буквальном смысле, конечно. Только разве от этого легче. В нашем общем горе мы перестали слышать ближнего своего. Ощущать его боль, отчаянье. Но и с этим можно смериться. А вот что вы скажите на счет необузданной жестокости. Скажите разве Потоп тому виной? Нет, вовсе нет. Сам человек. Вседозволенность — вот истинный корень зла. Вы больше не боитесь божьего гнева. В нашем мире больше нет высшей силы, думаете вы! Что бы я не натворил — наказания не последует, успокаиваете вы себя! Мне позволено все — завываете вы в приступе всевластия! Разве не так? — Ее взгляд изменился. Вместо слез наполнился ненавистью. — Я помню эти слова. Хорошо помню. В первый раз я слушала их очень давно, когда в Грей-Роке установился новый закон. И знайте кто их говорил? Вы лейтенант Морган. Еще молодой, пышущий силой и упивающийся собственной силой. Не вспомнили? Так я сейчас напомню. Вы приехали сюда устанавливать свои порядки. И мы были не против потому что всю жизнь привыкли услуживать. Но вместо слов, вы сразу перешли к делу. И объявили нашу семью заговорщиками. Сказали, что мы привечаем беглецов, кто не захотел добровольно клеймить себя. Мы пытались объяснить, что это наша работа. Мы не различаем своих и чужих, а лишь даем кров путникам, получая в замен скромную монету.

Только теперь лейтенант наконец понял о чем идет речь. Он вспомнил, и ужаснулся, осознав что не сможет вымолить прощение у этой затравленной горем женщины.

— Ну давай, солдат вспоминай: какой ответ ты дал на эти объяснения?

— Власть слепа и глуха к страждущим… — едва слышно просипел Морген.

— Верно, — согласился мамаша Бетси. — Глуха и слепа. Но Власть это человек. А у человека всегда есть выбор. Оставаться глухим и слепым, или попытаться проявить сострадание и попытаться понять того кто взывает о помощи. — Она шмыгнула носом, и вновь вытерла рукавом набухшие от слез глаза. — Только в тот день в нашем доме забыли о таких простых истинах. Вы поступили более разумно, как вам казалось. Моя мать и отец еще долго болтались на самодельной виселице. И знаете почему? Потому что я валялась за амбаром, униженная и обесчещенная. У меня просто не было сил вытащить родителей из петли. Вот каким был для нас тот день. Вы лишили меня всего одним махом. И за что? За туманное предположение, что мы приютили ваших врагов. Бездоказательно, за одно лишь предположение. — На этот раз пауза длилась дольше. Хозяйка опустила голову и попыталась унять нахлынувшие эмоции. — Но если для моих родителей все закончилось в ту минуту, когда веревка стянула их шею, то для меня все только начиналось… Вы знаете каким бесконечным может быть время. И твои страдания растягиваются словно патока. Я лежала и смотрела на лица своих родителей, а падальщики наслаждались пиршеством. Ты хорошо себе это представляешь? Потому что я вижу это каждую ночь. — Она осторожно поднялась с кровати и слегка пошатываясь направилась к замершему на коленях лейтенанту. — Они клевали им глаза, рвали на части омертвевшую кожу, клацали клювами. А когда я закрывала глаза, чтобы хоть на миг избавиться от этого безумия, не могла этого сделать. Даже в темноте проступали очертания этой ужасной картины. — Приблизившись к Моргену, хозяйка замерла, и обожгла его ледяным взглядом. — В тот день ты лишил меня моей семьи. Но это еще не все. Ты отнял у меня большее. Возможность создать свою собственную, новую семью. Самое дорогое чего может лишиться женщина. — Губы растеклись в грустной улыбке, которая быстро превратилась в гримасу отчаянья. — Казалось бы хватит куда более. Но нет, тебе и этого показалось мало. Когда у меня появился шанс, все исправить, и вернуть то счастье, что наполняло наш дом, ты пришел вновь. Ты решил отнять у меня новую семью. Моих милых близняшек!