Николай Великанов - Схватка в западне

Анастасия Церенова шла не спеша. Несмотря на колючий морозец, она сбросила шаль с головы на плечи, так ей удобнее глазеть на прохожих и проезжих.

Иногда Анастасия задерживалась возле чьей-либо ограды и с любопытством рассматривала избу и все остальное, что было во дворе и за двором. С некоторыми махтолинцами она пускалась в разговоры о житье-бытье, интересовалась, как люди запаслись зерном на зиму, много ли зверья в окрестном лесу, есть ли партизаны поблизости? У одних спрашивала, какая дорога ведет на Ургуй, у других — на Таежную, Старый Чулум.

На углу широкого проулка (по этому проулку дорога из села уходила на станицу Таежную) Анастасия остановилась. В конце его толкались, стараясь разогреться, несколько семеновцев. Рядом с ними был мост через приток Онона — каменистую, забурунистую речку; сразу за мостом начинался густой лес. Анастасии хотелось пройти за мост, посмотреть на речку, но она боялась. И все же, постояв немного, решилась.

Заметив ее приближение, семеновцы перестали толкаться, загоготали:

— Гля, баба!..

— Не заблудилась ли часом?

— Ну и пава!..

— Давай к нам в компанию…

Анастасия, не удостоив их взглядом, непринужденной походкой прошла мимо. Один из служивых, рослый, зубоскалый, поспешил за ней следом:

— Может, примешь, красавица, в провожатые.

— Отчего же не принять, ежель не робкий, — не оборачиваясь, отозвалась Анастасия.

— Видать, не из тутошних?

— Не из тутошних.

— Ух ты какая?!

— Уж такая.

— И куда из села собралась?

— А там поглядим, докуда проводишь.

На мосту семеновец остановил Церенову:

— Дальше нельзя без разрешения.

— Кому нельзя, кому можно, — ершисто взглянула на служивого Анастасия.

— Тебе не можно, — придержал он ее за руку.

— У меня, может, разрешение имеется.

— Интересно. От кого ж такого?

— От войскового старшины Ипатия Евстафьевича Редкозубова.

— Это што вчерась отквартировался в доме Ерохова?

— От него самого. Можешь сходить справиться.

— Да мне што? Есть разрешение так есть. — Служивый повел себя попочтительнее. — А вы с его высокоблагородием вместе прибыли?..

Разговориться не пришлось. Из леса показалась вереница подвод. Ехавшие впереди двое верхоконных пришпорили лошадей.

Семеновец забеспокоился:

— Несет кого-то. Чужие чи наши? — Он снял винтовку с плеча, взял наизготовку.

— Эгей, станишники! Принимай гостей! — крикнул старший из верхоконных. — Купцы с обозом.

Услышав голос, Анастасия вздрогнула: голос Савелия Булыгина. Взглянула — он. Только бы не признал он ее. Она спряталась за семеновца, закуталась в шаль. Но Савелий успел ее узнать.

— Настюха Церениха… Ба-а-а! — спрыгнул он с седла. — А как эта шлюха красная тут очутилась?

— Какая такая красная? — Служивый недоверчиво оглянулся на Анастасию. Та стояла вся сжавшись. — Она сказала, что от войскового старшины Редкозубова.

— Брешет все. Краснюха натуральная. Я как облупленную ее знаю. Малость больше месяца назад лично этапом пригонял в ургуйский лагерь. Знать, сбегла стерва.

Анастасия пересилила страх, бросила руки в бока:

— Полегче, Савелий. За такие слова твои… Ежели скажу Ипатию Евстафьевичу, тебе не поздоровится. Ты и купеческую дочь, Любовь Матвеевну Шукшееву, тоже вот так же позорил…

— Ха-ха! — оскалился Булыгин. — Купеческая дочь… Поглядим, какая она купеческая. Сам-то купец Шукшеев вона в обозе в тарантасе в шубе закутанный едет. Зараз разберемся, што за дочь она ему… И тебе, паскуда, — Булыгин сорвал с Анастасии платок, — теперь не отвертеться.

— Будь ты проклят! — закричала Церенова. — Ирод!..

Савелий коршуном налетел на нее, раз, другой ударил в лицо…

В доме Ерохова войсковой старшина Редкозубов в это время принимал начальника Махтолинского гарнизона сотника Трапезникова с его заместителем прапорщиком Мунгаловым. Ерохов встретил гостей у ворот ограды. Дальше их перехватил редкозубовский вахмистр.

— Его высокоблагородие Ипатий Евстафьевич зовет вас в гостиную, — проскрипел он.

Войсковой старшина важно сидел за столом.

— Прошу… э-э-э, господа офицеры!

На приветствие сотника он слегка привстал, а прапорщику лишь кивнул головой.

— Я, господа, не люблю церемоний. Садитесь, пожалуйста. Григорий Михайлович… э-э-э, его высокопревосходительство, приучил нас, своих помощников, к простому обхождению.

Сотник при упоминании Редкозубовым Семенова поддакнул:

— Приятно наслышан про простоту нашего атамана.

— Скажу вам, милейший, простота всегда украшает.

Стол был накрыт скромно: жареная баранина на двух больших тарелках, сметана в разрисованных глиняных чашках, соленые грузди и три бутылки темного вина.

Редкозубов поднял руку над столом:

— Подтверждением тому… э-э-э, этот простой наш стол. — Он сделал знак стоявшему у двери вахмистру. — Василий Фомич, просите хозяина с хозяйкой и Любовь Матвеевну.

Хозяйка отказалась от обеда из-за занятости по дому, а Ерохов с удовольствием откликнулся на приглашение.

Любушка вышла из боковушки одетая по-зимнему с завернутым в одеяльце Тимкой. Она устремила на Редкозубова просящий взгляд:

— Мне бы на улице немножко побыть с маленьким.

Тот огорченно улыбнулся:

— Жаль. Пообедали бы вместе.

Офицеры поднялись с мест, галантно предлагая каждый свой стул.

— Простите меня, — на глазах Любушки навернулись слезы. — Малышу душно здесь.

— Понимаю вас… э-э-э, Любовь Матвеевна. Что ж, погуляйте на воздухе. Василий Фомич, проводите. — Глядя вслед Любушке, войсковой старшина пояснил офицерам: — Дочь купца известного. Перетерпела столько… — Редкозубов вооружился ножом и вилкой, но к еде не притронулся, продолжая уже другим тоном: — Вы, господа, имейте в виду, Григорий Михайлович… э-э-э, очень покровительствует торговому народу. Будущее Забайкалья во многом зависит от нынешнего отношения с состоятельными людьми. Я вам, милейшие, так скажу: утверждение прочного порядка и благополучия в Забайкальской области невозможно без большого и боеспособного войска. А как содержать его? Нужны деньги. Друзья из-за границы помогают нам, конечно. Но и сами мы должны иметь внутреннюю силу, капиталы…

Суетливо-услужливый вахмистр провел Любушку за ворота.

— Теперь я сама хотела бы с сыночком погулять, — сказала ему Любушка.

— Погуляйте. Не стану вам мешать.

За ероховским двором она облегченно вздохнула. Свобода! Радостно заколотилось сердце. Это волюшка оживила его. Господи, побежать бы сейчас куда глаза глядят!..

Любушка торопливо пошла по-над заборами. Крепко прижав к груди Тимку, она спешила уйти подальше от дома Ерохова. Какие мысли в эти минуты одолевали ее? Ей самой было трудно понять свое душевное состояние. В сознании лишь одно — воля. Она совсем не представляла, куда и зачем бежит, но твердо знала: назад не вернется.