Виктор Киселев - Золотой водопад

Дмитрий вспомнил о партизанском окопе, последнем пристанище деда.

«Нет! Нет! Не мог дед навсегда похоронить тайну золота. До последнего дня своей жизни он хранил ее, веря, что его потомки продолжат поиски. Только земле он мог доверить завещание отца. Надо искать чертеж там, где нашел свою смерть героический дед. И как только раньше никому в голову не пришла такая мысль? Да! Ведь в Убугуне никто в «дремовский клад» не верит.

Промедли одно мгновение или промахнись профессор Котов — и жизнь геолога Головина окончилась бы бесславно: разъяренный медведь беспощаден.

— Итак, на чем мы остановились? — спокойно, словно возвратясь после перерыва в аудиторию для продолжения лекции, спросил Максим Харитонович Головина.

Григорий Петрович недоуменно взглянул на профессора. Только что ему, Головину, грозила смертельная опасность, от которой удалось избавиться почти чудом. И как после этого можно говорить с таким вызывающим спокойствием? Что это — выдержка или старческое чудачество? Мелкая дрожь пробежала по телу геолога, расслабленные ноги подкосились, он неловко опустился на взрыхленную лапами медведя землю, рядом с его неподвижной тушей.

— Как только соберемся все вместе, решим, что делать дальше. Поиски надо форсировать, — продолжил Максим Харитонович, присаживаясь на корточки рядом со своим безмолвным собеседником.

— Э, да вы, батенька, не в себе, — словно только что заметив состояние Головина, сочувственно заметил профессор. — Ну ничего. Тайга ко всему приучит.

По совести сказать, встреча с медведем-рыболовом перепугала руководителя экспедиции еще больше, чем пострадавшего геолога. Однако профессору хотелось подбодрить неудачливого коллегу, сделать вид, что такие происшествия для геологов обыденны.

— Дайте мне прийти в себя, — взмолился Головин. — Сейчас не до споров…

Когда Семен Сумкин привел Котова, и Головина к месту старых разработок, опытные геологи сразу разочаровали умиравших от нетерпения и неведения студентов.

— Открытие Сашка интересно, — высказал профессор свое заключение после первого осмотра брошенных приисков, — но это не то, что нам нужно. Налицо следы, оставленные одной из многочисленных партий, проводивших поиск задолго до нас. Возможно, что это работа Голикова и Шмидта… Если это так, то район наших действий суживается, и мы почти у цели. В этом случае я еще раз буду настаивать на изменении метода поисков. Григорий Петрович, какие будут ваши предложения? — спросил профессор.

— Вы правы, профессор, нам нужно точно установить принадлежность разработок. В первую очередь исследуем все, что нас окружает, а дальнейшее решим в зависимости от результатов.

В тот же день табор перенесли на место прииска и всей экспедицией принялись за изучение окрестности. Работали дотемна. Через несколько суток Максим Харитонович с грустью отмечал, что с каждым днем поиски сокращаются на три-четыре минуты: дни становились короче.

Григорий Петрович с Сашко брали пробы грунта по ручью и в его песчаных берегах, копали приисковые ямы, промывали бесчисленные груды песка. Семен и Игорь осматривали ближние таежки, взбирались на крутые гольцы, искали новые приметы посещения этих мест людьми. Максим Харитонович поочередно присоединялся то к той, то к другой группе. Вечерами, собираясь за ужином у костра, ели молча, сосредоточенно, вглядываясь в темный таежный океан, в головни, шипящие от воды, льющейся на них через край котелка, избегая встречаться взглядами друг с другом. Угнетала не усталость, а неудачи.

Чаще других задумывался профессор. Если нынешняя экспедиция не принесет желанных результатов, не обнаружит хотя бы каких-нибудь намеков на существование «дремовского клада», вряд ли ему удастся еще раз доказать целесообразность поисков на следующее лето. Такого удара по самолюбию ему не перенести — придется подать в отставку, забыть о таежных привалах у ночных костров, которые еще сохраняют задор молодости в начинающем дряхлеть теле, и, стало быть, придет пора, когда, погрузившись в кабинетную тишь, он будет днями корпеть над никому не нужными мемуарами и геологическими статьями.

Григорий Петрович после встречи с медведем у ручья работал хотя и старательно, однако без инициативы, во всем соглашался с профессором. Чувствовалось, что он ждал окончания экспедиции, как избавления от неприятной, силой навязанной ему работы. Именно теперь он убедился, что время берет свое и куда спокойнее сидеть в геологическом управлении в кабинете, не подвергать опасности свою жизнь.

Такое с людьми случается нередко. Особенно когда человека на каждом шагу поначалу подстерегает удача, чуть ли не насильно передает ему в первые руки щедрые дары. Так было с Головиным. Окончив геологический институт с отличием, Гриша Головин не польстился заманчивым предложением остаться в аспирантуре института, а со свойственным ему молодецким задором запросился в геологическую партию, согласившись поначалу из-за отсутствия вакансий на должность младшего коллектора.

К осени партия, успешно выполнив задание, вернулась в управление. Начальник партии сдал образцы пород и письменный отчет с картами и схемами, толково составленный младшим коллектором. Специалисты партии получили солидные премиальные, а Головин — благодарность в приказе.

Последующие годы Головин не поступал так опрометчиво, он уже знал себе цену как специалисту, за несколько лет вырос до начальника партии. Особенно успешно прошли его изыскания в Якутии, подтвердившие версию о сибирской алмазной платформе.

В геологическое управление Головин перешел, задавшись целью получить кандидатскую степень. Работа над диссертацией приближалась к концу, геолог неопровержимо доказывал, что алмазы на окраинах Сибири, в районах вечной мерзлоты, есть. Он рассчитал направление поисков алмазов, районы залегания, ориентировочные запасы. Казалось бы, как это часто бывает в научных диссертациях, посвященных геологическим находкам, исследования Головина настолько точно предсказывали место алмазных россыпей, что можно идти туда, брать лопату и грести драгоценные камни.

Пока Головин писал диссертацию, его соратники — геологи не дремали, а шли к алмазам.

Незадолго до защиты Григорий Петрович, собираясь в институт на консультацию, в утренних последних известиях по радио услышал сообщение, которое с великой радостью восприняли все радиослушатели страны, кроме него самого: в Якутии, в районе Нюрбы, задымила алмазная «трубка мира». И хотя в этом была немалая заслуга и поисковых партий, руководимых некогда им, Головиным, диссертация его терпела крах. И не потому, что гипотезы, высказанные в ней, были ошибочными, а потому, что, подтвердившись, они стали уже не открытием, а историей. Кому нужна диссертация, потерявшая новизну, практическую ценность, изжившая себя на корню! Головин на время покончил с научной работой, вернулся в геологическое управление, с алмазов переключился на золото.