Виктор Киселев - Золотой водопад

— Вы што, загубить деда хотите? — сердито проговорил Семен Сумкин. — Еще ученые! Нешто можно хворого за руки и за ноги дергать. Воздуха ему больше надо и спокой.

Семен рукой отстранил неудачливых помощников, наклонился ухом к груди профессора, пощупал его лоб.

— Только спокой! — удовлетворенно произнес он, поднимаясь на ноги. — Сердце у деда прихватило, вот и зашелся. К вечеру отпустит.

А ребята уже устроили подстилку из мягких веток в тени густокронной березы и осторожно перенесли профессора на импровизированное ложе.

— Игорь, перестраивай рацию, передай в Иркутск радиограмму. — Головин протянул Колосовскому листок из блокнота с текстом. Через несколько минут в эфир ушла тревожная весть о болезни профессора Котова. —

«Радиограмма № 36/Г

Начальнику областного геологоуправления

Заведующему облздравотделом

Жизнь профессора Котова находится в опасности прошу срочно командировать вертолет ближайшего пункта врача-специалиста оказания неотложной помощи координаты следующей радиограмме нач. геологоуправления настаиваю отозвать экспедицию поиски ввиду бесполезности прекратить.

«Телеграмма-«молния»

Село Убугун зав. больницей Кухтаревой

Получение сего немедленно вылетайте вертолете Тургинскую долину оказания помощи профессору Котову диагноз радируйте прибытии на место

Телеграмма гласила: «Срочно выезжайте Убугун участия поисках дремовского клада Котя». Люба Котова долго вертела в руках негнущийся бланк с наклеенными полосками бумаги, слова на которых вызвали смятение в ее душе. Во-первых, что это за подпись «Котя»? Или это шалость телеграфа, или глупый розыгрыш товарищей-студентов, знающих, как она огорчена отказом деда включить ее в экспедицию. Но ведь какая это злая шутка. Люба уже почти утвердилась в этом предположении, решила не поддаваться на удочку коварным друзьям и даже никому не говорить о телеграмме — пусть их шутка прозвучит холостым выстрелом. В пестром ситцевом сарафанчике, подчеркивающем летний загар, в домашних туфлях, на босу ногу, она ходила по опустевшей дедовой квартире из комнаты в комнату, поливая рассаженные ею цветы, заполнившие все подоконники. Теплый полуденный воздух, профильтрованный в цветочной листве, врываясь в открытые окна, становился свежее. Голоса ребятишек, доносившиеся с улицы, изредка заглушал перезвон вечно спешащих трамваев. Голуби слетались — к кухонному подоконнику, где для них молодой хозяйкой всегда было насыпано вдоволь зерна. Из дедова кабинета слышалась приглушенная музыка, по радио передавали утренний концерт.

Все шло по однажды заведенному порядку, нарушить который могли только непредвиденные обстоятельства. Так неужели телеграмма и есть одно из этих обстоятельств?

Люба позвонила на телеграф. Старшая телеграфистка подтвердила, что телеграмма с указанным ею номером принята сегодня ночью из села Убугун Присаянского района и в достоверности ее сомневаться не следует. Что касается подписи, то она сделает запрос.

Розыгрыш отпадал. Кто же мог быть в Убугуне? Только дед. Значит, он смилостивился и решил подключить ее в экспедицию. Конечно, «Котя» — это искаженное телеграфом «Котов». Но почему «выезжайте», ведь дед никогда не величал ее на «вы». «А, мало ли искажений допускает телеграф, — успокоила себя Люба. — Надо срочно собираться».

Через минуту она уже звонила в справочное бюро вокзала узнать, когда отходит поезд в Убугун, и была огорчена, что подходящий поезд, останавливающийся на ближайшей от Убугуна станции (ничего себе ближайшая, если от нее надо еще ехать сто километров на машине), будет только вечером. Прежде чем снять телефонную трубку, Люба задумалась. Стоило ли сообщать этому вертопраху, как мысленно называла она Костю Голубева после неожиданного его исчезновения из садика, что она надолго покидает город? Счастливому человеку свойственно всепрощение. Люба была счастлива и простила Костю.

С кафедры университета, куда она с трудом дозвонилась, чей-то женский голос долго нравоучительным тоном разъяснял ей, что она, видимо, ошиблась, так как кафедра не справочное бюро. Люба представила желчное выражение лица престарелой дамы на другом конце провода, и ей стало не по себе от мысли, какое окружение у ее друга, парня хотя и ветреного, но в общем неплохого. Костина квартира не ответила. Больше звонить было некуда, разыскивать Костю в городе бесполезно. Нужно срочно собирать вещи в дорогу. На сборы много времени не требовалось: все было заготовлено заранее, когда Люба даже не допускала мысли, что дед не возьмет ее с собой. Наскоро уложив вещи в чемодан, Люба хватилась: как же она будет пробираться сквозь таежные дебри с чемоданом в руке? Нет, нужен заплечный мешок, удобный, аккуратный, не стесняющий движений, оставляющий руки свободными. Такой мешок отыскался в чулане. С многочисленными карманами и карманчиками, с десятками ремешков неопределенного назначения, с металлическими пряжками и пуговицами различной величины, он мог сгодиться не только для похода в тайгу, а даже для зимовки на Северном полюсе. Переложив из чемодана свой нехитрый багаж, Люба убедилась, что он не занимает и одной трети мешка. Подтянув заплечные ремни, Люба примерила свое походное снаряжение. Мешок, растянувшись вдоль всей спины, опустился почти до самых пят. С трудом девушка разгадала назначение ремней и пряжек. И мешок принял компактный вид, плотно прилег к худенькой спиче Любы.

Никто не провожал девушку и не усаживал ее в поезд. Никто не встречал на незнакомой маленькой станции, откуда проселочная дорога вела в Убугун. Это не помешало ей через сутки с меньшими приключениями, чем это было с ее предшественником, оказаться там, куда вызывала телеграмма.

Рано утром Люба стояла на крыльце почтового отделения села Убугун, настойчиво тарабаня в не поддающиеся ее напору крепко сколоченные двери. Как документальное свидетельство она держала в руке развернутый бланк телеграммы. Убедившись в бесполезности своих попыток, Люба сняла с плеч вещевой мешок, опустила его на крыльцо и села рядом на последнюю ступеньку. Немного помедлив, она расстегнула самый большой карман мешка, вытащила оттуда краюху хлеба и кусок колбасы и, поочередно откусывая от того и другого, принялась завтракать, чтобы скоротать время до открытия почты. На запах колбасы из-под крыльца вылез лохматый пес, до того себя не обнаруживавший. Он уселся против Любы, склонив набок добродушную собачью голову с отвисшими ушами, и нетерпеливо постукивал хвостом. Люба отломила кусок хлеба и бросила псу. Тот на лету поймал подачку, затем выпустил ее и, зажав хлеб между лапами, укоризненно посмотрел на девушку. Люба поняла значение его взгляда, разделила колбасу и протянула псу один кусок. Укоризна в собачьем взгляде сменилась симпатией. Потеплело на душе и у Любы. «Нашлась живая душа в Убугуне, которой я оказалась полезной», — подумала она, кусая хлеб. Внезапно дремота сковала веки девушки, и, прижавшись виском к дверной притолоке, она уснула.