Иван Головченко - Черная тропа. Повести и рассказы

Облокотившись на подоконник, Головин слегка высунул голову из окна. Вдруг мимо него с писком и чириканьем взлетели вверх два воробья. Покружившись в воздухе, они комом упали на соседнюю крышу и, подпрыгивая, воинственно попискивая, принялись долбить друг друга клювиками. Оторванные перышки подхватывал и уносил ветер. В азарте боя воробьи сорвались с крыши, камнем полетели вниз и только у самой земли разлетелись в разные стороны. А на ветке каштана самодовольно сидела воробьиха, клювом расправляя пышные перышки, словно охорашиваясь.

«Тоже ревность!» - рассмеялся Головин и, вернувшись на свое место у письменного стола, снял трубку телефона:

- Капитан? Прошу зайти ко мне!

Через минуту Григорьев уже начал свой ежедневный утренний доклад.

- Васько арестован и обыск произведен. При обыске найден кусок баббита со свежими следами рубки зубилом. Вот этот баббит, а вот и зубило с остатками баббита на лезвии. Очевидно, этим орудием Васько изготовил пули-жеканы. Найдены также охотничьи пыжи из войлока, хотя ружья Васько никогда не имел.

- Важные улики для изобличения убийцы, - заметил Головин, рассматривая вещественные доказательства.- Как ведет себя Васько?

- Волнуется. Руки трясутся…

- Пусть посидит в камере, немного успокоится. Давайте побеседуем с его женой.

В кабинет вошла уже знакомая Головину Авдотья. Сдержанно поздоровавшись, она села на предложенный ей стул и обвела кабинет настороженным взглядом.

- Авдотья Степановна, кажется, так? - спросил Головин.

- До сих пор так величали.

- Вы знаете, зачем вас пригласили?

- Не знаю, так скажете, - тем же сдержанным тоном ответила она.

- Расскажите нам, где вы были в тот вечер, когда произошло убийство?

- Дома была. На собрание муж не пустил.

- А муж где был?

- Тоже дома.

- И никуда не отлучался за весь вечер?

- По хозяйству выходил, голый. И скоро вернулся.

- Голый?! - воскликнул сидевший рядом с полковником Григорьев, но, встретив сердитый взгляд Головина, больше ни о чем не спрашивал.

Державшая себя вначале с достоинством, Авдотья Васько после вопроса о том, отлучался ли ее муж, стала заметно нервничать. На все дальнейшие вопросы она отвечала запинаясь, иногда после долгих пауз. Было ясно, что она и сама подозревала мужа, догадывалась обо всем после убийства.

Отправив Авдотью домой, Головин, вызвал на допрос Васько.

Вид арестованного говорил о его крайнем физическом и душевном изнеможении. С первого же взгляда было понятно, что человек этот уже определил свою судьбу, что воля его сломлена.

- Вы знаете, за что вас арестовали? - спросил Головин.

- Нет, - едва слышно ответил Васько и потупил глаза.

- Ну, что же, тогда давайте вместе разберемся… Вы курите?

- Курю, - так же тихо ответил арестованный.

- Тогда, пожалуйста! - Головин придвинул к нему кулек с самосадом, купленным Григорьевым у старика. Дрожащими пальцами Васько скрутил цигарку и закурил. По комнате распространился приятный запах буркуна.

- Хороший табак, ароматный, - как бы между прочим сказал Головин. - Вы, кажется, тоже такой покупаете?

Васько захлебнулся дымом.

- Нет, я курю папиросы, - сказал он, откашлявшись. Рука с цигаркой, упавшая на колено, слегка подпрыгивала, сотрясаемая мелкой дрожью.

- А в воскресенье, десятого апреля, вы же покупали махорку?

- Не помню, может, и купил, папирос не хватило…

- Плохая у вас память, Васько! Возможно, вы забыли, что и эту штуковину купили? - Головин вынул из ящика ракетницу и положил ее на стол.

Васько вскочил со стула и попятился к стене.

- Садитесь, арестованный! - резко сказал Головин. - Будете дальше отпираться или дадите показания о совершенных вами убийствах?

Васько хотел заговорить, но зубы его выбивали мелкую дробь, в уголках рта запузырилась пена. Головин протянул ему стакан с водой. Обхватив его обеими руками, Васько жадно пил.

- А мастер вы неплохой, удачно приспособили ракетницу для заряда охотничьими патронами, - сказал Головин, чтобы вывести арестованного из состояния нервного шока.

Уставившись взглядом в пол, Васько молчал.

- Вот и кусок баббита, из которого вы сделали жеканы. Узнаете его? Или показать вам пулю, извлеченную из груди Юрко? Есть и патрон, найденный возле убитого вами Олексюка.

Лицо Васько исказило страдание.

- Не хотел я их, гражданин полковник! - крикнул он в страстном порыве отчаяния. - Иванова думал, обидчика своего! Жену он мою опозорил и меня…

И Васько начал давать показания.

Генерал Романов, сидя за своим рабочим столом, внимательно слушал доклад полковника Головина.

- Так ошибку Клебанова, говорите, исправили? - спросил он, щуря карие, молодо поблескивающие глаза и отгоняя рукой дым.

- Сделали все возможное, товарищ генерал. Преступника нашли. Невиновного Санько освободили. И извинились перед ним.

- А для себя выводы какие из этого сделали?

Головин почувствовал, как гулко, размеренно ударило сердце.

- Вы неправильно поняли меня, товарищ генерал. Не Клебанова ошибку я исправил, а свою. То, что я не распознал его и доверил ему такое важное дело…

- Понятно, товарищ полковник! Это я и хотел услышать. Рад за вас!

- Урок для меня был тяжелый, но, думаю… - Головин умолк, словно взвешивая свои слова, и закончил уверенно: - Но и полезный. На всю жизнь запомню!

- Со своими сотрудниками обсудили все происшедшее? - спросил генерал.

- А как же. Провели специальное совещание, на котором проанализировали допущенные в начале следствия ошибки.

- Как же держал себя Клебанов?

- Подал рапорт об отставке, товарищ генерал.

- Значит, ничего не понял человек! - с досадой сказал Романов, - Что же, в таком случае хорошо, что догадался… - Он круто повернулся и подошел к столу. - Рапорт Клебанова при вас, полковник? Давайте подпишу! Удовлетворю его просьбу!…

Лучи солнца, косо падающие в окно, скользили по книжному стеллажу, по мягким креслам и зеркальным блеском зажигали натертый мастикой пол. Постепенно они проникли в угол комнаты, где стояла кровать, и осветили лицо спящего. Он раздраженно поморщился и открыл глаза. Полная пожилая женщина в розовом халате, не слышно ступавшая по ковру, метнулась к нему, но человек, лежавший на кровати, уже повернулся спиной и натянул на голову простыню.

- Алик! - нерешительно позвала женщина и замерла у тумбочки.

Из-под простыни донеслось тихое, ровное дыхание. Сын опять уснул.

Порывисто вздохнув, хозяйка вернулась к прерванной уборке. Осторожно, чтобы не потревожить спящего, сложила ровной стопочкой книги, грудой наваленные на письменном столе, смахнула с зеленого сукна кучки пепла, вытерла влажной тряпкой чернильный прибор и абажур настольной лампы… Неубранным оставался только угол комнаты, где стояла кровать. Поколебавшись, женщина осторожно подошла к ней и, тяжело наклонившись, подняла с пола несколько окурков и обгорелых спичек, сунула в туфли на толстой микропористой подошве небрежно брошенные на коврик носки, поправила измятый пиджак, висевший на спинке стула, сняла с кресла брюки и, сложив их по складке, повесила на спинку кровати.