Ная Геярова - Слёзы навий

Аглая ела нехотя, вкуса совсем не чувствовала. Темный лик жреца стоял перед глазами и Обитель со светящейся башней. Далеко за окном раздался волчий вой. Святозар приподнял голову от тарелки.

— Тьфу ты, полоумные, совсем близко воют…

— Стая. На гоне, — поддакнул, метеля кашу, Радомир, выгреб остатки. Отставил чашу и с удовольствием облизал ложку, исподлобья посматривая на вяло ковыряющуюся в тарелке Аглаю. — Вы как хотите, а я спать. Завтра рано подымемся, успеть нужно до ночи обратно вернуться. — Демонстративно зевнул и, кинув ложку в пустую чашу, направился к скамье. Лег и уже через минуту засопел.

Святозар продолжал сидеть.

— И ты бы ложился, — предложил ему убирающий посуду в сторону Тихон. — Я подежурю, коли чего — разбужу.

Святозар кивнул, но вставать не тропился, смотрел на Аглаю.

— Чего — то совсем ваша девка приуныла. Коли и от еды откажется, сил не будет… С чем завтра в храм пойдет?

— И то прав Святозар, — обратился к Аглае домовой. Она приподняла голову, посмотрела на обоих. И начала вяло заталкивать кашу в рот, жевать и глотать.

— Вот и хорошо, — забирая от нее пустую тарелку, улыбнулся Тихон. Аглая не ответила, поднялась, прошла к соседней от Радомира лавке, села и прикрыла глаза.

Потрескивал в печи огонь. Святозар залез на полати. Вскоре захрапел громко, по — мужицки, прогоняя весь сон у Аглаи. Да и не спалось. Только глаза прикрыты. Хорек попискивал на окне. Тихон убирал посуду.

За окном громко испуганно ухнула сова и унеслась с криком.

Дверь тихо отворилась, и заикающимся шепотом позвал Стас.

— Ти — ти — тихон!

— Тш — ш — ш! — шикнул тот. И быстро топая, пробежал к выходу. Дверь скрипнула закрываясь. Аглая открыла глаза. В полутьме комнаты, освещенной лишь огнем очага, слышался храп Святозара и тихий посвист Радомира. Пищал, подергивая лапками на скамье у стола, хорь. Аглая поднялась, потянулась и прошла к окну. В лунной ночи явственно и жутко выступал купол храма. Темные точки кружили над ним.

«Вороны, — уверенно подумала Аглая. — С тех пор как мы пришли, они кружат и кружат, оголтелые, нет спокойствия». Птицы словно услышали Аглаю, смолкли, собрались вместе, в одно темное пятно.

Чудится?

Аглая протерла глаза и в следующий миг с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть. В нескольких шагах от окна стояли три силуэта. Длинные темные платья колыхал ветер. Тени стояли, обернув головы к единственному окну, испускающему тусклый свет. К тому, в которое смотрела, остолбенев от страха, Аглая.

— Ведьма? — прошелестел вопрос.

Аглая, как ни старалась, не могла оторвать глаз от силуэтов.

— В храм? — качнула головой вторая.

— Светлая? — вставила третья.

И тут же все оказались рядом с окном. Три бледных лица всматривались в Аглаю.

— Ведьма! Светлая! В храм! — зазвучали голоса.

Порывом распахнуло дверь, ударило прохладным воздухом, огонь полыхнул и затух. В избе стало темно. Тени скользнули внутрь. Длинные платья прикрывали босые ноги, словно порхающие над землей. Аглая кинулась к лавке, где отдыхала, она оставила на ней свой клинок. Никто — ни Святозар, ни Радомир, ни спящий хорь — даже ухом не повел.

Тени женщин окружили Аглаю. Призрачная рука поманила за собой. И Аглая, так и не взяв клинок, шагнула следом.

— Ведьмы! — прошептала благоговейно. — Навьи!

Они остановились, склонили головы в легком реверансе.

— Мы ждали… Мы верили… Мы отведем…

— Я разбужу остальных…

Навьи заметались вокруг. Закружили, залепетали быстро.

— Нельзя, нельзя… Место заповедное. Только ведьма может… нельзя… живому…

— Но как же? Я не могу оставить их здесь.

— Можешь, можешь… — Навьи тянули Аглаю из дому, и она безропотно шла, сама не заметив, как пропала заросшая бурьяном улица и по сторонам появились деревья.

Только когда возвысились из тьмы кресты на холмиках, она вдруг пришла в себя. И волосы на голове зашевелились. У каждой из могил стояла мертвая ведьма. И все они смотрели на нее.

— Светлая… светлая, без дара, — пронеслось ветром меж крестов. — В храм… храм…

От одного креста отделилась высокая навья. Скользя между могил, остановилась в шаге от Аглаи.

— Идем, — протянула призрачную руку. Та коснулась Аглаиной ладони. Девушка вздрогнула. От ведьмы исходил холод. — Я укажу…

И снова помутилось в глазах. Передвигала ли Аглая ногами, или все вокруг просто исчезло, размылись в сознании могилки, растаяли в ночном воздухе навьи, все, кроме одной, ведущей ее сквозь густой лес. Храм вырос внезапно, встал на пути с покосившейся дверью, возвышавшейся над одной — единственной ступенью, и та с прогнившими досками.

Мертвая ведьма впорхнула в открытую дверь. Махнула рукой, зазывая Аглаю.

Старая половица жалобно скрипнула под ногами, давая знать об их приходе.

Навья, чуть касаясь ногами дощатого пола, шла по храму. В высоких сводах облупившиеся образы смотрели на пришедших грустными глазами. В разбитые стекла окон заглядывала удивленная луна. Ведьма подошла к старой, потертой временем двери и пропала за ней. Аглая поспешила следом. За дверью зиял кромешной темнотой проход. В лунном свете угадывался узкий коридор, уходящий вниз. Навья уже спускалась. Но едва Аглая шагнула на ступень, сразу поняла — это будет нелегкий спуск. Через тонкие пробоины меж каменных ступеней пробивалась вода. Ступени склизкие, устоять на них трудно. Мало того, едва Аглая сделала пару шагов, как дверь с хлопком закрылась, погрузив ее в полную тьму. Аглая нащупала стену и, ведя по ней рукой, начала спускаться. Ноги скользили вместе со сбегающими струйками. Аглая про себя позавидовала и изумилась прыткости своей провожатой, едва поспевая за удаляющимся миражным светом навьи. Но, спустившись на несколько ступеней, поняла: навья слишком быстра. А еще через пару ступеней свет пропал далеко внизу. Аглая оглянулась назад. Да что толку, тьма там стояла точно такая же.

«Да и поздно возвращаться. Я уже в храме. Теперь только вперед!»

Она пару раз вдохнула — выдохнула, успокаивая тревожное сердцебиение, и продолжила медленно спускаться.

Ступени тянулись и тянулись, вода журчала то сильнее, то слабее. Сапожки, так благодарно подаренные хозяйкой постоя, промокли, и в них хлюпало.

— Эй! — позвала Аглая пропавшую навью.

Звук отразился от стен и, вернувшись обратно эхом, резанул по ушам.

Аглая про себя отсчитывала ступени. Когда досчитала до ста, остановилась, переводя дыхание. От напряжения дрожали ноги, а на руках скопилась неприятная слизь.

«Это какие — то бесконечные ступеньки. Я что, в преисподнюю спускаюсь?» — подумала и невесело улыбнулась своим мыслям. Какая уж тут преисподняя? Ад, он вон, наверху, в темной чаще леса, в обозленной жрице, завладевшей телом ее подруги, в навечно остановившихся глазах Риты. В черных зрачках Тимира. При мысли о Тимире ноги соскользнули, и Аглая шлепнулась на ступень, больно ударившись копчиком.