Абрахам Меррит - Мир приключений, 1929 № 05-06

— Кушать просят, — объявил показавшийся в дверях Филат. Кондрат Семеныч разорвал начатое письмо, привел себя в порядок и вышел в сад. Воздух был влажный. Парило. Кругом стоял густой, смолистый пар от дерев и цветов.

— Что это, дедушка, было сегодня ночью? — спросил он деда Лукашку, увидя его, с пучком готовых тычинок, под ракитою в саду.

— Воробьиная ночь, милый, ноне была.

— К добру же это или не к добру?

— Как кому! Молодым все к добру.

Вернувшись, он тут же велел Филату выдвинуть из-под кровати чемодан, покрывшийся уже порядочно пылью, и принялся складывать вместе с ним, без большого разбора, чулки, рубашки, белье мытое и немытое, сапожные колодки, календарь.

Все это укладывалось, как попало: оп хотел непременно быть готовым с вечера, чтобы назавтра не могло случиться никакой задержки. Фила г, постоявший минуты две у дверей, наконец, очень медленно вышел из комнаты. Медленно, как только можно вообразить себе медленно, спускался он с лестницы, отпечатывая своими мокрыми сапогами следы по сходившим вниз избитым ступеням, и долго почесывал у себя рукой в затылке. Что значило это почесывание? И что, вообще, оно значит? Досада ли на то. что кот не удалась задуманная завтра сходка с своим братом в неприглядном тулупе, опоясанном кушаком, где-нибудь во царском кабаке; или уже завязалась в новом месте какая зазнобушка сердечная, и приходится оставлять вечернее стояние у ворот и политичное держанье за белы ручки в тот час, как нахлобучиваются на город сумерки, детина в красной рубахе бренчит на балалайке перед дворовой челядью, и плетет тихие речи разночинный, отработавшийся народ? или просто жаль оставлять отогретое уже место на людской кухне под тулупом, и близ печи, да щи с городским мягким пирогом, с тем, чтобы вновь тащиться под дождь и слякоть и всякую дорожную невзгоду? Бог весть, — не угадаешь! Многое разное значит у русского народа почесывание в затылке…

Было мокро, сыро и ветрено. Низкие, мутные, разорванные облака быстро неслись по холодному небу; деревья густо и перекатно шумели вершинами и скрипели на корнях своих; очень было грустное утро.

Кондрат Семеныч с Маврикием Николаевичем прибыли на место дуэли в щегольском шарабане парой, которым правил Кондрат Семеныч; при них находился слуга. Почти в ту же минуту явились и Николай Всеволодович со своим секундантом, но не в экипаже, а верхами, и тоже в сопровождении верхового слуги.

Секунданты бросили жребий. Барьер отмерили, противников расставили, экипаж и лошадей с лакеями отослали шагов на триста назад… Оружие было заряжено и вручено противникам.

— Переговоры копчены. Прошу слушать команду! изо всей силы вскричал секундант Николая Всеволодовича— Раз! Два! Три!

Со словом три противники направились друг на друга. Кондрат Семеныч тотчас же поднял пистолет и на пятом или шестом шаге выстрелил. На секунду приостановился и, уварившись, что дал промах быстро подошел к барьеру. Подошел и Николай Всеволодович, поднял пистолет, но как-то очень высоко, и выстрелил совсем почти не целясь. Затем вынул платок и замотал в него мизинец правой руки. Тут только увидели, что Кондрат Семеныч не совсем промахнулся, но нуля его только скользнула по пальцу, по суставной мякоти, не тронув кости; вышла ничтожная царапина.

Опять сошлись, опять промах у Кондрата Семеныча и опять выстрел вверх у Николая Всеволодовича.

Расставили в третий раз, скомандовали; в этот раз Кондрат Семеныч дошел до самого барьера, с барьера, с двенадцати шагов, стал прицеливаться. Руки его слишком дрожали для правильного выстрела. Николай Всеволодович стоял с пистолетом, опущенным вниз, и неподвижно ожидал его выстрела.

Выстрел раздался, и на этот раз белая пуховая шляпа слетела с Николая Всеволодовича. Выстрел был довольно меток, тулья шляпы была пробита очень низко; четверть вершка ниже, и все было бы кончено.

— Стреляйте, не держите противника! — прокричал в чрезвычайном волнении Маврикий Николаевич, видя, что Николай Всеволодович как бы забыл о выстреле, рассматривая со своим секундантом шляпу.

Николай Всеволодович вздрогнул, поглядел на Кондрата Семеныча, отвернулся и уже безо всякой на этот раз деликатности выстрелил в сторону в рощу. Дуэль кончилась.

Кондрат Семеныч стоял как оплеванный.

С каждым месяцем развивается дальше наш Систематический Конкурс, глубже зачерпывает он все новые и новые слои читающих и, вовлекая в коллективную работу, формирует из них ряды активных читателей; осязательно ширится интерес их к живому и увлекательному делу, сначала казавшемуся иным чуждой и пустой забавой, на которую нет ни времени, ни охоты. Все увеличивается число участников Конкурса, все растет количество сопроводительных писем. Ярко отражается в них искреннее увлечение работающих. И наш труд делается все интереснее и благодарнее.

П. А. К. (профессия не указана), из такого культурного центра, как Москва, пишет нам:

«Большое спасибо и от себя, и от многих моих знакомых! Писать я не пишу, занят по горло своей профессиональной работой, но вы научили меня читать. Все что я раньше прочитывал, скользило по мне, не задевало как то, точно из трамвая смотрел на улицы, не осмысливал, пробежал (хотел написать — проехал) и ладно. Вы приучили меня (не сразу это сделалось, тяжелым и скучным было в первый раз) разбираться и я не стыжусь сказать, что стал умнее читать. Потянуло меня теперь к хорошей книге, читаю медленнее, зато больше остается во мне. О чем я теперь жалею, что столько книг проглотил за мои почти 40 лет жизни, а от них пустое место во мне осталось, почти ничего не зацепилось. Читал я как все, ну, если не как все, то многие, перелистывал страницы, искал самого интересного, что дальше будет, какие приключения и какая судьба у кого в конце концов, а как все происходит никогда не интересовался. Много хорошего в книгах для меня пропало и теперь не наверстаешь, пожалуй! Что делать! Спасибо Вам еще раз. Пока не пишу сам, решимости нет, а для себя в голове работать над Вашими конкурсами буду. Проверять себя буду по ним, чего не доглядел в рассказе — узнаю. Этомне тоже задача».

И. М. из Кубанской области, как видно по его должности, человек, занятый тяжелым, напряженным, ответственным железнодорожным трудом, сообщает, что «трехмесячная болезнь жены выбила его из колеи, но что конкурсы №№ 1 и 2 настолько соблазняют его, что решением их он займется после срока, исключительно для себя лично».

Е. А. Б. (Ленинград), впервые посылающий на Конкурс свою работу, пишет обширное и дельное письмо, из которого приводим краткую выдержку;