Л. Шмидт - Мир приключений, 1929 № 02

А когда наступила ночь, беглец понял, что значит ощущение Великого ужаса.

Как бы угадывая чутьем тайну ветра и волн, рождавшихся из глубин, он понял, что должно что-то случиться. Со всех сторон горизонта собирались темные массы, изборожденные медно-красными и желтыми как сера полосами и замыкали зеленоватое озеро, сохранившее еще свой чистый химерический блеск. Как раз над беглецом сверкала звезда. Инстинктивно он поднял голову и увидел, как черная, точно сажа, завеса закрыла и озеро, и звезду.

Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Над морем царила такая тишина, что, казалось, будто жизнь замерла во всем мире. Под удушливым покровом темноты на небе погас последний отблеск света.

Но вдруг послышался отдаленный свист, как будто откуда то вырвались пары, затем какой-то страшный шум, точно разрывали сразу тысячи аршин шелка и, наконец, раскаты грома.

Лодка понеслась по вертикальной плоскости и беглец увидел перед собою громадную стену фосфоресцирующей воды. Можно было подумать, что море поднялось на дыбы.

Беглец открыл глаза.

Он лежал на склоне небольшого холма из красной глины. В нескольких сотнях метрах от него пенились волны прибоя. Берег был усыпан рыбами, водорослями, разными обломками, раковинами и широкими плоскими медузами, сверкавшими на солнце. Черная масса какого-то большого морского животного также сверкала на влажном песке. Беглец был весь опутан скользкими водорослями. Нахлынувшие на берег волны принесли его сюда и, отхлынув, оставили на песке вместе с мертвыми дельфинами и медузами. Все его тело было покрыто синяками, а рана на ноге наводила на мысль, что его порядочно ударило о прибрежные камни.

Понемногу он начал вспоминать все, что произошло. Обрывок цепи, болтавшийся на лодыжке, напомнил ему, что он продолжал еще быть беглым каторжником и что лучше было бы очутиться в пасти акулы, чем снова попасть в руки тюремных надзирателей. Но куда же, все-таки, выбросило его море? И не сообщено ли уже о нем?

Окружавшая его местность была ему совершенно незнакома. Он был так истощен, что едва волочил ноги. Группа кокосовых деревьев к счастью дала ему возможность утолить жажду. Он тут же и умер бы на месте, если бы не проглотил немного влаги. Собрав раковин, он настолько подкрепил силы, что мог доползти до вершины холма.

Он находился на лесистом и обитаемом острове. Сквозь зелень виднелись какие-то жалкие хижины, крытые сверкавшим на солнце толем. Но не было никаких признаков культуры, никаких звуков, говоривших о работе. Деревня казалась погруженной в сон. Беглец решил не двигаться с места до наступления темноты.

Когда опустились сумерки, он осторожно дошел до леса, а затем пробрался через него и очутился на лугу, покрытом высокой, колеблемой ветром травой. Над сделанным из ветвей шалашем поднимался небольшой дымок. Этот дымок указывал на пристанище и ужин. Беглец был голоден, полугол и совершенно истощен. Если бы в нем сохранилось хоть немного силы, он составил бы план нападения. В шалаше можно найти ружье, порох, тафию [3] Тафия — туземная водка. ), а этого достаточно, чтобы сохранить жизнь. Но он чувствовал себя слабым, как ребенок, мускулы его были парализованы, желудок пуст и мучительно ныл. Лежа в густой траве, он ждал, не выйдет ли кто-нибудь из шалаша. Оттуда вышла высокая негритянка, одетая в лохмотья, с головой, повязанной выцветшим мадрасским платком и, бросив взгляд на лужайку, подкинула несколько сухих ветвей в огонь, после чего скрылась в шалаше.

Беглец осторожно подошел к шалашу. Он увидел подвешенный к двум кольям гамак и женщину, которая качалась в нем, подложив руки под голову и посасывала кусок сахарного тростника, равнодушная к мраку, к опасности и беззащитная. Последние от блеске вечерней зари погасли на саванне. Беглец подумал: «Напасть разве на нее? Нет, у меня не хватит на это сил». К тому же в шалаше ничего не было, кроме небольшого количества маниока и разбросанных лохмотьев.

Шалаш был освещен лишь огнем костра. Беглец встал и сразу очутился в полосе красного света, худой, истощенный, с блуждающим взглядом. Женщина даже не шевельнулась и лишь устремила на белого свой взгляд. Он схватил ее за плечи.

— Не бойся! Я не сделаю тебе никакого зла. Дай мне поесть.

Она продолжала лежать неподвижно.

— Послушай! — сказал он. Ты понимаешь? Есть!

Она засмеялась и ткнула его пальцем в грудь.

— Ты каторжник, беглый?

— Да, — ответил он с раздражением, — беглый… Море выбросило меня сюда. Куда я попал? Я голоден…

Его глаза сверкали, как у волка, но в руках не было никакой силы. Женщина резким движением высвободилась из его рук, выскочила из гамака и, скрестив руки на груди, крикнула:

— Каторжник! Беглый!

— Довольно! — сказал он. — Дай мне есть, слышишь!

Она протянула ему несколько галет из маниока. Беглец с жадностью съел их, выпил из тыквенной бутылки и повторил:

— Где я?

Вместо всякого ответа негритянка рассмеялась и в этом смехе было что-то такое странное и неприятное, что беглец невольно вздрогнул и оглянулся.

Ночь звучала цикадами. Шум прибоя служил аккомпаниментом к металлическому треску насекомых. По временам раздавался крик ночной птицы или похожее на мычанье квакание лягушки-вола. Беглецу припомнились жаркие ночи на каторге, в душной казарме, и он невольно подумал:

— Предаст она меня или нет?

Она протянула ему кожаную фляжку.

— Тафия, — сказала она, — пей. — Он выпил большой глоток.

— Уф! — воскликнул он, забирая грудью воздух. — Еще!

Голова его опустилась на грудь.

— Ты… спать здесь, — сказала женщина и указала на гамак.

— Где я? — повторил беглец.

— Ты разве не знаешь?

Он едва держался на ногах от усталости. Она подтолкнула его к гамаку.

— Ты спать. Ты оставаться здесь. Ты больше отсюда не уйдешь.

— Отчего? — слабым голосом спросил он.

— Ты оставаться здесь, — повторила она.

Но он уже спал. Она подкинула хворосту в костер и, усевшись на траву, стала глядеть в темноту.

Проснувшись на следующее утро, беглец увидел негритянку, которая жарила бананы на костре. Она не предала его. Поев, он почувствовал прилив какой то нежности.

— Послушай, — стал он умолять ее, — скажи мне, где я?

— Лучше не знать, — ответила женщина, после чего добавила, ворочая белками глаз:

— Ты никогда не уйдешь отсюда, красавец мой!

Подкрепленный едой и сном, беглец чувствовал, как к нему возвращаются силы.

— Мне нужно спастись. Мне нужна лодка!　

— Здесь нет лодки! — засмеялась женщина.　

«Она смеется надо мной» — «она предаст меня» — подумал он, — и схватил ее за горло.

— Скажи мне, куда я попал? — Говори! Или я задушу тебя!