Л. Шмидт - Мир приключений, 1929 № 02

Она старалась высвободиться из его рук, но он сильнее сжал пальцами ее шею. Тогда она до крови укусила его в плечо. Лицо его исказилось от боли и он выпустил ее. Она же закричала: — Ай! ай! Ты уже отмечен, ты гнилой, ты умрешь, красавец мой!

И, продолжая смеяться, показала ему свои розоватые, изъеденные проказой пальцы.

В нескольких милях от берега, отмеченный постоянно горящим огнем и отдаленный от остального мира, среди илистых вод, где кишат акулы, возвышается, точно залитый кровью, остров Красного Холма.

Остров Красного Холма принадлежит Проказе.

Беглец снова направился к морю. Бригадир Симони оказался хорошим пророком.

Предлагаемый здесь рассказ о женщине — «Синей Бороде» не является досужим романтическим вымыслом. Он целиком основан на подлинных рапортах, донесениях и других документах полиции французского короля Людовика XIV и, в сущности, автором повествования в значительной степени, — как признает это и сам А. В., напечатавший этот рассказ, — является заведывавший архивом полицейской префектуры в Париже, г. Пешэ. Этот усердный чиновник, стоявший во главе архива с 1780 г. до 1800 г., известен, как усердный и бескорыстный работник, отличавшийся между прочим полным отсутствием воображения. Он был машиной, стремившейся только к тому, чтобы собирать и классифицировать бесчисленные дела, с которыми сталкивалась полиция в дни королевского режима.

Все документы, подобранные Пешэ и свидетельствующие о чудовищной развращенности нравов королевского двора, дворянства и всех, кто следовал их примеру, не могут быть здесь напечатаны целиком. В досье содержатся ужасающие, отвратительные подробности.

Но рассказ интересен не только своей фабулой. Он так характерен для королевской Франции, для нравов той эпохи, и действующие лица его — все исторические. Лекок несомненно был главным агентом, — или mouchard, как презрительно звали в те дни сыщиков, — Ла-Рейни, первого лейтенанта парижской полиции. Брат короля, власть которого была почти не меньше власти самого монарха, назывался кратко «Мосье», а два его друга, вмешательство которых окончилось так трагически, были дворяне, славившиеся своими интригами и приключениями.

Кто на самом деле была княжна Ябируска, позднее известная как лэди Гайльфорт, — никто, повидимому, никогда не узнал. Несомненно одно, что она была англичанка, хотя и долго жила во Франции. Портрета ее не сохранилось, но описание, данное главным действующим лицом драмы, сыном Лекока, прозванным Лэвельэ, достаточно ярко.

Надо помнить, что в семнадцатом веке закон и порядок только что стали возникать из хаоса. Правосудие можно было всегда купить, а полиция закрывала глаза, или отворачивалась, если беззаконие совершалось дворянином. Зато кары были жестоки и безжалостны, если обидчик оказывался рядовым скромным гражданином.

Во времена Людовика XIV уличного освещения в Париже не существовало вовсе и каждый пешеход пробирался по улицам с собственным фонарем. Единственной защитой, дарованной королем населению Парижа против шаек грабителей и убийц, был «Le guet», т. е. караул. Но любовные похождения развратного двора делали службу караула очень неблагодарной. Горе караулу, если он арестовывал аристократа, приняв его за простого горожанина.

Ла-Рейни, фаворит при дворе, действовал почти как ему вздумается и большею частью пользовался своими людьми для собственных надобностей. Должность начальника полиции была прибыльной, и хотя он и делал вид, что борется с бандитами, но те из них, которые могли подкупить караул и платить за то, чтобы к ним отнеслись снисходительно, продолжали без помехи свою разбойничью жизнь.

От времени до времени, чтобы умиротворить граждан, какое-нибудь незадачливое существо публично отправлялось палачом к праотцам. Судебного разбирательства в сущности не бывало. В теории нельзя было подвергнуть смертной казни человека, не попавшегося с поличным или не признавшего себя виновным. Но признания добивались всегда, когда это требовалось. Смерть была предпочтительней продолжительным мукам «допроса». Допрос этот часто обозначал… жесткую кожаную трубку, насильно вставленную в горло жертвы грубым помощником палача. В эту трубку вливалась вода, ковш за ковшом.

Таков был Париж в славное царствование Людовиков. Но хотя население и приучили страдать молча, наступило время, когда возмущенные крики, раздавшиеся в городе, достигли даже до золоченого Версальского дворца. Бесследно исчезли сыновья более чем двадцати богатых парижских купцов. Каждый раз передавали одно и то же. Покрытые золотом и драгоценными камнями, молодые люди выходили из дому в погоне за фривольными приключениями и больше не возвращались. Наконец, столько семей стали оплакивать исчезновение своих сыновей, что ужасная тайна сделалась единственной темой разговоров. Она обсуждалась во всех кафэ и винных лавках. Родители выпускали своих сыновей на улицу только в сопровождении вооруженных слуг и королю была послана настоятельная петиция.

Кончилось тем, что Ла-Рейни был вызван к королю и получил строгий выговор за неумение укротить злоумышленников. Он вернулся в Париж в сильном волнении и тотчас же призвал на совещание Лекока, ловкого сыщика, только недавно взявшего на себя начальство над новой полицейской бригадой. Результатом был продолжительный и горячий разговор. Лекок заявил, что его патрули постоянно разъезжают по улицам, что не произошло ни одного убийства, о котором он не знал бы, и что пропавшие юноши, вероятно, стали жертвами любовных приключений. В конце концов Лекок, который был страшно жаден, сдался на увещания Ла-Рейни, обещавшего ему богатое вознаграждение и почетное отличие, если он узнает, что произошло с молодыми людьми.

— Я вижу только один способ. — У меня есть сын. Ему восемнадцать лет. Он очень умен и красив. Он — все, что осталось у меня после смерти жены, но я никому другому не доверяю. Он будет приманкой, потому что я убежден, что тут дело женских рук.

— Так идите, — сказал Ла-Рейни, делая таинственный знак, дававший агенту неограниченную власть. — Идите и объясните все вашему сыну. Если ему удастся поймать женщину и ее сообщников, будущее его обеспечено.

Лекок ушел со вздохом. Богатство и положение были соблазнительны, но он любил своего сына Экзюпера, которого соседи прозвали Лэвельэ, т. е. «Живчик». До сих пор молодому человеку разрешалось ходить по Парижу только в сопровождении одного или двух сыщиков. Но было очевидно, что эта женщина — убийца, в существование которой Лекок твердо верил, была очень хитра. Никто никогда не видел ее, да и никто не помнил, чтобы исчезнувшие юноши разговаривали на улице с какой-нибудь женщиной. Сыну его, если он захочет играть роль приманки, придется итти на некоторый риск.