Л. Шмидт - Мир приключений, 1929 № 02

Да и не была ли моя мысль, в конце концов, совершенно невозможной? Но если и нет — на что могла надеяться металлическая рать? Стрела была так мала по сравнению с мишенью. Какое действие мог иметь на солнечные силы такой слабый метательный снаряд? И все же — равновесие природы так чувствительно, значительные происшествия могут явиться последствием малейшего изменения в ее бесконечно чувствительном, бесконечно-сложном равновесии. Могло быть… могло быть…

Прошло 8 минут. Если я был прав, стрела коснулась теперь солнца. Десять минут.

— Что это такое? — испуганно крикнул Дрэк. — Что происходит? Взгляните на конусы! Взгляните на Повелителя металла!

Пирамидальное пламя, бывшее горой из конусов, осело. Столб света не уменьшился, но механизм, бывший его источником, осел на много ярдов.

А Повелитель металла? Огни его потускнели, великолепие его угасло. И все бледнее становился фиолетовый блеск сторожащих звезд.

А крестообразный предмет — хранитель конусов? Не опускались ли все ниже и ниже его крылья, не двигались ли его щупальцы все слабее?

У меня было такое ощущение, точно из всего окружавшего меня была вытянута сила. Точно вся жизнь города истощилась, точно из него высосали всю жизненность. Истощилась, чтобы отдать силы этой стреле, мчащейся к солнцу.

Вся рать была бессильная, неподвижная. Живые колонны склонились на бок. Живые гроздья обвисли.

Двенадцать минут…

Несколько колонн свалилось. Позади нас сверкающие глаза стен померкли, умирали…

Нас стало охватывать ощущение, похожее на тот ужас одиночества, каким дышала проклятая долина у развалин.

Населенный кратер изнемогал.

Великолепие Повелителя металла угасало все больше и больше…

Четырнадцать минут…

— Сорнтон, — шепнул мне Дрэк, — жизнь уходит из них. Уходит вместе с этим столбом света. Что это значит? Зачем они это делают?

Пятнадцать минут…

Щупальцы Хранителя бессильно шевелились. Вдруг пылающая пирамида потемнела и погасла.

Шестнадцать минут…

Вдоль всего края кратера какая-то невидимая рука точно подняла кверху щиты.

Семнадцать минут…

Я бросил свой пульс, схватил очки и поднес их к глазам. Мгновение я ничего не видел, потом белая раскаленная точка засияла на нижней части большого пятна. Она засверкала так ослепительно, что на нее было трудно смотреть даже через закопченые стекла.

Я протер глаза и снова посмотрел. Точка горела так ярко, что как иглой пробуравливала глаз. Но очертаний пятна точка не меняла. Она как будто бы сверкала высоко над ним.

Я молча передал Дрзку очки.

— Вижу! — закричал он. — Сорнтон… пятно… оно увеличивается!

Я выхватил у него очки и снова стал смотреть. Но я по сегодняшний день не знаю, видел ли Дрэк, как пятно увеличивалось. Мне казалось, что оно не меняется… и все же… может быть… кто знает, не открылась ли шире рана солнца под этим перстом силы, под этой стрелой света, посланной металлической ратью?!

Быть может солнце не устояло…

Я не знаю этого до сих пор. Так или иначе, ослепительная точка все продолжала сиять. И для меня уже это было достаточным чудом.

Двадцать минут… сам не отдавая себе отчета, я считал… двадцать минут…

На краю кратера, где поднялись кверху щиты, стал собираться светящийся туман. Прозрачный, аквамаринно-нежный и аквамаринно-светлый. В одно биение сердца он сгустился в широкое кольцо, сквозь сияющую толщу которого на каждом диске ясно отражалось солнце, как бы видимее через облака прозрачных атомов аквамаринов.

Щупальцы Хранителя снова задвигались. Щиты вокруг кратера, как один, повернулись вниз. Сгущавшийся туман становился все более и более сверкающим.

Снова, как один, завертелись щиты. С каждой вогнутой поверхности, с поверхности всех огромных кругов под ними, вырывались потоки зеленого огня, зеленого, как огонь самой зеленой, цветущей, жизни. Сотканные из бесчисленных, мчащихся, ослепительных ионов, сильные лучи устремлялись к тысячефутовому колесу, увенчивавшему конусы, и привели его в движение.

Сверху образовалось прозрачное облако сверкающего тумана. Откуда появились эти сверкающие туманности? Казалось, щиты вытянули из воздуха какую-то невидимую, ритмическую энергию и превратили ее в видимый блистающий поток.

Потому что теперь это был поток. С огромного колеса вниз лился поток, водопад зеленых огней. Он каскадом заливал конусы, топил их.

Под этим потоком конусы стали расти. Они совершенно отчетливо увеличивались в размере, точно объедались светом. Выше и выше поднимались их вершины, точно жаждали получить пищу от вертящегося наверху колеса.

Щупальцы Хранителя извивались. Щиты на кратере снова повернулись книзу. Они посылали снопы зеленого света в огромную впадину, точно поили металлическую рать.

Кругом нас был трепет жизни, усиление биения ее пульса. Он бился ритмично, все сильнее. Это был невероятный трепет жизни, чудовищно могучий.

2-го февраля нынешнего 1929 года исполнилось 100 лет со дня рождения Альфреда Брэма, чье знаменитое сочинение «Жизнь животных» стало одной из самых распространенных во всем мире книг.

Без преувеличения можно сказать, что всякий, кто любит животных и интересуется ими, слыхал об этой книге, если уж не мог лично заглянуть в нее.

Чем же объясняется такая мировая популярность именно «Жизни животных» Брэма?

Ведь столько зоологов до него, да и после него описывали все виды животного царства.

Брэм с детства любил животных и. быть может, страсть к наблюдению перешла к нему по наследству от отца его, пастора и известного орнитолога.

Брэм интересовался не только внешними признаками животных, но глубоко и пристально изучал образ их жизни, психическую деятельность, их чувства, привычки, все то, что в своей совокупности составляет жизнь. Любя животных, он и приручал их. Возбуждавшая всеобщее удивление его ручная львица «Бахида» спала с ним на одной кровати, терлась о него, как кошка; его ручного крокодила таскали, как бревно, он откликался и шел на зов Брэма и, по свидетельству биографов Брэма, охотно переносил от своего хозяина все, кроме одного: табачного дыма, когда ему дули им в ноздри. Стая ручных ибисов всюду следовала за Брэмом. Увлекательный лектор, он и в «Жизни животных» прекрасный разсказчик, добросовестно сообщающий и свои личные наблюдения и свидетельства других. Брэм изъездил не только экзотические страны, в 1876 г. он совершил и большое путешествие по русской Сибири, изучая богатства ее фауны.