Александр Линевский - Мир приключений, 1929 № 01

Вопрос о датировке памятников еще далеко не разрешен.

У меня лично такая точка зрения. Если бы возможно было увязать время появления петроглифов в Карелии с наступлением ухудшения климатических условий (так называемое понижение оптимума, бывшее за 1 000 лет до нашей эры), то причины и повод появления наскальных изображений сделались бы ясны. Повод — ухудшение климатических условий и отсюда переселение животных в более благоприятные для размножения места; причины — попытки магическим путем вызвать увеличение оскудевающей добычи.

ИСТОРИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Войска Ивана Грозного наносили удар за ударом свободе новгородского Веча. Самые смелые и предприимчивые из новгородцев бежали, кто на Восток к Уральскому камню, кто на Север к Белому морю. Туда же, в Поморье, бежало все гнездо Никитичей, осевших в устье реки Выга. Никитичам посчастливилось. Место оказалось одним из самых рыбных. Ежегодно к реке из океана подходили густые массы сельдей, а за ними много хищных рыб и зверей. Занимаясь весной рыбным промыслом, Никитичи торговали зимой, обменивая у Каргопольцев рыбу на хлеб. Предприимчивым новгородцам казалось этого мало, и в несколько лет они взяли в кулак все соседние карельские деревушки, поставлявшие им за рыбу и за хлеб пушнину. Уж не раз Никита-Большак (хозяин всего рода) с горделивой усмешкой говорил о своей новой вотчине.

Лишь маленькая группа пустынных островков, в семи верстах вверх по реке, не знала его власти. На одном из них постоянно жили Нойды — лопарские колдуны, сумевшие сохранить втечение столетий от власти карел свое святилище — скалу у порога Шойрукши, в которой, по поверью, жил Великий Дух.

Островки были последним куском земли этого края, где лопари имели право добывать семгу и сига, шедших из моря в верховья метать икру. Из всех других мест они были оттеснены — русскими от моря, а карелами от рек. Карелы боялись лопарского Духа; эту же боязнь они внушили и Никите. Уж не раз ему приходилось слышать, что лопарские ведуны (Нойды) будто бы могут обращать своих врагов в зверей, насылать болезни и творить много лихих дел. Хотя Никита и надеялся на помощь иконы Новгородского Спаса, но верил он также и в могущество бесов. Гневить их на чужой земле казалось ему опасным. Потому то эти последние лопарские владения оставались Никитой незахваченными.

Лет через 15 после переселения новгородцев в Поморье, случился зимой большой снегопад, а весной сразу наступили теплые дни. Земля не успела впитать в себя много воды, и вся масса ее ушла в море. Сельдь не выносит пресной воды и потому в эту весну она держалась вдали от берега, в глубоких местах моря. Промысел на сельдь был неудачен, зимой пришлось много проесть добра, свезти его на юг в обмен на хлеб.

И теперь, на второй год, опять повторилась та же беда. Уж который день мужчины напрасно ездили на промысел, и возвращались поздно вечером усталым, измученными и без добычи.

— Опять впустую?

— Нигде не нащупали сельди…

— Чем жить то будем?!

Только что высадившаяся группа мужчин молчаливо стояла на берегу. Мрачно сгорбленные, чернеющие силуэты на серебристом фоне северного неба, они угрюмо молчали — призрак прошлогоднего голода придавил всех. Было ясно, что не наловив сельди, придется голодать. Надеяться не на что: к северу Лопь белоглазая, от которой нечего взять, к западу — голодная Карела, сама живущая продуктами, обмениваемыми на меха от новгородцев, к югу, у Каргополя, правда, свои же русские, да даром разве кусок какой дадут? Делалось страшно за будущее. Развесив сети по козлам, медленно побрели домой новгородские переселенцы.

Шли вдоль берега реки, по которой, играя, выскакивали в воздух одна за другой громадные рыбины и со звонким плеском исчезали в водной глуби.

— Ишь, торопится! Небось нойды теперь на бубнах своих гудят… К себе их тянут, — злобно зашипела большуха (главная хозяйка).