С. Семенов - Мир приключений, 1928 № 05

Место же, к которому мы пристали, находилось среди бесконечных зарослей манговых деревьев.

Вы видели манговые леса, мосье? Они окаймляют морской берег и повсюду окружают болотистые местности. Их искривленные стволы поднимаются футов на десять над высокой водой и корни извиваются, стараясь прочнее удержаться в грязи дна. Эта грязь гак ноздревата, что похожа на движущийся песок. Почти невозможно срубить манговое дерево топором. Они гнутся и хлещут, как разозленные змеи. Мы же должны были пробираться через эти заросли с голыми руками. Мы были, как в осаде.

Видели вы когда-нибудь в ночном кошмаре, мой друг, что вы очутились на дне сырого колодца? Пытались ли вы ухватиться окровавленными пальцами за что-нибудь. чтобы выбраться из этого ужаса— и ощупывали только скользкий холод отвесных стен? Тогда вы, быть может, поймете. Нам оставалось только бродить наугад по воде среди корней, находить точку опоры для рук и подниматься на них, как обезьяны. Палящее солнце в соединении с влажным воздухом вызывало такую испарину, что от нас шел пар. Корни были скользки. Мы старались осторожно ступать с корня на корень, но постоянно соскальзывали в жирную грязь.

Эту ночь мы провели без сна, охватив руками стволы. Потом снова начался кошмар.

Такое испытание определяет человеческий характер. Аббемон и Бриер, шедшие впереди, цеплялись за деревья и постоянно протягивали нам руку помощи. Даже Галлай помогал, где мог. Юрист Аккарон все время просил помощи у шедших впереди и сам не помогал никому. Он привык, что ему всю жизнь служили другие. Теперь его возмущала его слабость, которая заставляла его протягивать руку за помощью, ненавидел нас, когда мы помогали ему…

Эту ночь мы устроили нечто вроде лагеря на полоске сухой земли. Но спать нам не пришлось. Заключенные в Сен-Лоране воображают, что привыкли к москитам! Но мы и понятия о них не имели до сих пор! Тут, в этих молчаливых болотах, мосье, их были такие тучи, я выражаюсь буквально, — что они затемняли воздух и закрывали самую луну. Мы же были в это время совершенно обнажены и беззащитны, пока один из нас спал, другой размахивал над ним пучком травы, хоть немного спасая спящего и себя.

Мы знали, что голландские колонии находились к западу и к северу. Нашим единственным путеводителем было солнце, восходившее на востоке и заходившее на западе. Идти дальше по болотам мы были не в состоянии. Нам было необходимо углубиться в лес, хотя он был и в стороне от прямого пути. Мы видели его впереди на более высокой части местности. Он стоял зеленый, первобытный, тихий.

Говорю вам, мосье, что мы видели этот лес. Он был не дальше, чем в двух милях. Но мы дошли до пего только на четвертый день вечером. Нам приходилось искать себе пищу крабов, моллюсков, корни, даже листья. Кроме того, мы смертельно устали и постоянно должны были отдыхать.

Вы видели болота в этой стране? Не болота манговых лесов. Тут было недостаточно мокро для этих болот. Тут у местности спокойный и отрадный вид. Кучки земли прижались плотно одна к другой. Остроконечная, бледная трава тихо колышется на ветру. Но поставьте ногу на такую равнину и вы увидите, что это чортова ловушка. Кучки земли, поросшие травой, кажутся крепкими. Вы думаете, что легко можно перескакивать с одной на другую, как прыгали в детстве но камням. Но попробуйте только! Мгновение ваша нога стоит твердо, потом кучка, точно живая, подбрасывает вас, и вы погружаетесь в черную грязь рядом. Эта грязь не похожа ни на что в мире. Когда вы пытаетесь вытащить ногу болотная грязь охватывает ее и тянет книзу. Но нам все же удавалось продвигаться понемножку каждый день.

Это было безмолвное время. Мы не разговаривали. Мы чувствовали себя людьми, борющимися с врагом, который непременно победит нас, если мы будем растрачивать в разговоре драгоценное дыхание.

Лебрен повернулся ко мне.

— Вот почему я зажег сегодня вечером фонарь, мосье. Там, в болотах, мне стало казаться, что вся природа кругом — живое существо, которое всякими хитростями старается уничтожить всех людей, дерзающих нарушить ее молчание и победить ее извечное могущество. Джунгли могут казаться людям великолепием жизненности. Не говорю вам, что это не так. Джунгли — сама смерть! Почему вот те деревья втрое выше и толще деревьев Франции?

Это потому, что они убивают и всегда убивают!

Я видел вон в том лесу чудовищный ствол дерева, который не могли бы сдвинуть с места сто лошадей.

Мы ползли на животах по болоту, цепляясь руками, отпихиваясь ногами, как раненые лягушки. Мы были облеплены грязью. Но мы все же перебрались через болото. Наконец, мы стояли перед высокими, закрытыми вратами джунглей. На жизнь или на смерть, но мы должны были войти в них!

В лесу нас ждало новое затруднение. Мы редко могли видеть солнце. Трудно держаться какого-нибудь направления среди диких зарослей, где нельзя пройти больше двух шагов по прямой линии. Кажется, что стоишь в тихой, таинственной пещере в недрах земли, и напрасно смотришь наверх, чтобы разглядеть хоть кусочек неба.

Мы окончательно сбились с пути. Непонятно, как мы не погибли с голоду. Еда стала страстью, отчаянным, все подавляющим желанием. Мы ели листья и корни, как свинья. Животы наши распухали от этой пищи» но мы никак не могли утолить голода.

Каждую ночь мы старались найти бавольник, чтобы укрыться в его спускающихся сверху корнях. Днем джунгли пустынны, но ночью оживают все звери и змеи, все голоса и ужасы.

Раз ночью Галлай протянул руку и коснулся змеи. Он потом всю ночь просидел скорчившись и плача от страха Галлай был теперь похож на скелет. Казалось, он не шел, а плыл по воздуху, как привидение.

Аббемон тоже похудел, но мускулы под одряхлевшей кожей все еще были стальные. Галлай и он очень подружились за последнее время. Я часто заставал Аббемона, когда он отдавал Галлаю пойманную им рыбу или крысу. Он говорил тогда, что ему повезло, и он нашел пищи для двоих, но я знал, что он лжет.

Бриер тоже не потерял ни своей силы, ни спокойствия. Обычно он пробивал нам дорогу в джунглях.

Нашей главной пищей теперь были маленькие крысы с карими глазами и неуклюжим волосатым тельцем. Но они были сообразительны, как дьяволы. Нам иной раз приходилось часами лежать у их норок, пока они решались выйти…

Раз как-то Бриер наскочил на змею. Он шел впереди, откинул в сторону ветку и споткнулся о лиану. Он увидел опасность слишком поздно. Его голова, плечи и руки просунулись прямо в петлю, которую образовал боа-коастриктор, висевший фистонами на дереве. Змея, повидимому, спала, но на грубое прикосновение сейчас же инстинктивно ответила. Точно связка веревок обвили змеиные кольца тело Бриера. Дыхание Бриера напоминало звук пилы, пилящей дерево. Но руки его были свободны, и он схватил животное за горло.