В. Срезневский - Мир приключений, 1928 № 07

Но охотиться за птицей без собаки трудно; ему удалось поднять выводок тетеревей лишь перед самым возвращением. Он убил трех молодых тетеревят и хотел было на ртом закончить, как вдруг услышал какой-то странный рев. Сначала он подумал, что это кричит сохатый, подзывая самку, но когда рев повторился, понял, что ошибся: рев, который он слышал, не мог принадлежать сохатому.

Насонов перебрал в памяти всех зверей, каких знал, но ни на одном из них не мог остановиться. Ближе всех этот густой рев подходил к реву медведя, но медведи ревут редко и, главным образом, в минуты борьбы и опасности. По этому же реву трудно было предположить, чтобы там, где ревел зверь, происходила борьба. Рев слышался в одном направлении почти через правильные промежутки времени.

Переменив в стволах дробь на пули, Насонов двинулся в сторону пади, из которой доносился странный рев. Когда он перевалил за перевал, рев послышался совсем ясно. Насонов уже не сомневался, что это ревет медведь. Но что заставляет его реветь так, как будто он попал в беду?

В просвете деревьев мелькнул сруб, — это была заимка. Насонов остановился. Рев раздался почти рядом. Но где же тот, кто ревел? Насонов даже посмотрел вверх, не забрался ли зверь на дерево… И только когда рев повторился еще раз, охотник увидел свеже-разрытую землю.

— Медведь попал в яму, — догадался Насонов и, подойдя ближе, заглянул вниз. Его рука уже тянулась к спуску, но не дотянувшись, так и застыла… Потом он опустил ружье…

Медведь по самые уши сидел в яме, и полужидкой клейкой массе, — он тонул в меду…

— Выручай, товарищ, погиба-аю… — как будто хотел сказать таежный сластун, заревев при виде Насонова, а тот, схватившись за живот, так и присел перед ямой…

Весть о том, что на заимке Аверьяна в яму с медом попал медведь и не может из нее выбраться, взбудоражила все седо. И когда продотряд, вооружившись топорами и веревками, направился к заимке, за ним устремились все, кто только йог двигаться. Пока шли, шуткам и остротам не было конца.

— Ай, да Аверьян, мед в яму схоронил…

— От людей схоронил, а медведь нашел…

— Это он нарочно придумал, чтобы медведей ловить…

— А что теперь будет с медом?

— Медведя вытащим, Аверьяна посадим..

— Эй, Аверьян, слышишь? В яму тебя с медом…

Но Аверьян не слышал: он сидел в это время на гумне, ни жив ни мертв от страха.

Когда пришли на заимку, Насонову не мало пришлось покричать, чтобы установить порядок: давя друг друга, все разом лезли к медовой яме, чтобы скорей увидеть диковинное зрелище. Тетка Митродора даже чуть-чуть не составила компанию медведю.

А медведь? Он не обнаружил особого беспокойства, увидев вокруг себя столько людей. Ему, по видимому, было тошнехонько, и он не чаял, как выбраться скорей из беды. Поэтому, когда ему подали два суковатых толстых бревна, он весьма охотно стал карабкаться по ним вверх. Но, засев в сладкую массу по уши, потом выбраться из нее дело не легкое…

Медведь освобождал свое неуклюжее тело из липкой жижи с большими усилиями. Вот он уже почти вылез. Ему оставалось сделать только одно усилие. А когда он его сделал, то от натуги не удержался и… издал звук… Эго было встречено таким взрывом хохота, что заяц, дремавший под кустом в версте от заимки, как безумный сорвался с места и бросился наутек.

Хохотали до слез. Даже Фрол, на что мужик серьезный, а и тот не удержался от улыбки.

— Я убил двадцать слишком медведей, — сказал он, — видел их во как, ну, а что бы это… Этого мне не приходилось слышать…

Между тем медведь обнюхивал клетку, которую на скорую руку смастерили красноармейцы из толстого орешника. Эта клетка была поставлена у ямы таким образом, чтобы зверь, выбравшись на поверхность, не мог миновать ловушки. Но медведь, считая, вероятно, что хуже не будет, даже не пытался это сделать. Оставляя за собой дорожку из меда, он тяжело шагнул вперед и уселся посредине клетки.

— Уф, — с облегчением фыркнул он, укоризненно качнув головой, и посмотрел вокруг с таким видом, точно хотел сказать:

— Ну, и напасть, братишки… Ей богу, чуть не умер!..

Когда пошли в село, Мишка, облепленный медом, важно восседал в клетке, — точь-в-точь, как китайский мандарин в паланкине…

Сначала Насонов хотел поступить с Аверьяном так, как говорили его односельчане, когда шли на заимку: посадить на место медведя…

Потом простил. Уж очень красноармейцы были довольны, что заполучили живого Мишку…

От меда, что вылил Аверьян в яму, пришлось, однако, отказаться. Известно, что если медведь сильно испугается, то у него начинает болеть живот. Эта неприятность случается не только с медведями, и носит название «медвежьей болезни». Когда вытащили Мишку из ямы и попробовали мед, то оказалось, что бедняга оставил в нем весьма явственные признаки этой болезни…

Словом, — продотряд от этого меда отказался, а его разобрали по ведрам односельчане Аверьяна. Потом они помаленьку продали его спекулянтам в Семнпалатном…

В заключение этой правдивой от начала до конца истории — два слова о дальнейшей судьбе Мишки — Медового.

Если вам придется побывать в г. Т., — маленьком городке на побережьи Черного моря, — и вы будете проходить по Ленинской улице, то в одном из дворов, где стоят военные двуколки, вы увидите бурого медведя, привязанного цепью к толстому дубу. Хотя вы и не увидите на нем следов меда — (потребовался год, чтобы отмыть его холодной водой, так как горячую воду он не переносил) — но это и есть тот самый медведь, который семь лет тому назад попал в яму с медом.

Теперь он совсем ручной. Если вы протянете руку, он охотно даст вам лапу. По если вы скажете при этом:

— А ну, скажи, Мишенька, как ты в меду тонул?

Он оттолкнет в шу руку и с досадой фыркнет, как бы говоря:

— Тонул, ну и ладно, — чего вспоминать старое?

Не любит, когда ему напоминают об этом случае, и терпеть не может меда…

Очерк д-ра З.